Своими глазами(СИ)

Завтрак на море, разумеется, был легкий - один-другой кусок хлеба, чаще всего с яблочным повидлом, ну или с чем-нибудь подобным. И горячий чай из термоса. Но главной диковинкой был сам термос. У нас в доме он или только что появился, или даже был куплен специально для этой поездки. Один внешний облик его чего стоил - блестящий, сочно-красного цвета с китайскими драконами. Помнится, этот термос у нас очень берегли, и прожил он долго-долго. Лично меня всегда в нём поражало не горячее содержимое, а холодное. Как-то спокойно воспринимался кипяток, а вот то, что в любую жару вода в нем оставалась холоднющая - это приводило в восторг и трепет.

Кстати, не мы одни в ту пору восхищались термосами, они ведь только входили в обиход. Помню дружный вскрик ужаса по всей платформе, уже в обратной дороге, на стоянке в Ростове. Один нетерпеливый пассажир кинул из окна вагона, а второй не успел подхватить такое же ярко-красное сокровище. Великолепный новенький термос разлетелся вдребезги, верхушка отскочила, серебристые осколки брызнули во все четыре стороны. Еще потом с полчаса в нашем купе обсуждали зрелище этой трагедии...

Обедали мы, уже возвратившись в дом. Хозяйка на первых порах никак не могла приноровиться к нашим скромным, по ее меркам, аппетитам. Сваренного поначалу хватало и на следующий день. Римма глубокомысленно высказывалась, что для борща, например, это даже и лучше, вкус только улучшится. Потом взрослые отдыхали, а мы убегали подальше, в дальний конец приусадебного участка.

Почти сразу от дому в ту сторону тянулось сплошное поле кукурузы, поднявшейся уже в полный рост и не хуже леса скрывавшей и нас, и все окрестности, кроме заросшей зеленью горы, в сторону которой и уходила эта кукуруза. Что там было дальше, у подножия и на склонах - не знаю, туда мы не добирались. И далеко, и опасно - на горе уже располагались владения пограничников. Ближе к морю, на самом виду стоял огромный прожектор, а на горе, где-то под вечер, частенько слышалась стрельба. Иногда можно было и видеть, как летят куда-то вверх, к вершине, прочерчивая огненные полоски трассирующие пули.

Повторяю, туда мы не совались. Проходили всю кукурузу до какого-то совсем маленького кругленького прудика, еще гуще, чем кукуруза, сплошь заросшего ядреным камышом. Здесь же была делянка в несколько грядок с темными тыквами, а дальше какие-то дикие заросли. Сухая канава вдоль края участка ныряла под корни большого дерева, проходила там туннелем и шла дальше, так что для нас получалась настоящая пещера. Девчонки забирались в нее и даже притаскивали и стелили в ней какие-то матрасы. Это было их логово. Я влезал в серёдку камышовых зарослей. Они росли так плотно, что ноги, опираясь на стебли, не проваливались до воды. Середка слегка вытопталась, и получилось вроде птичьего гнезда.

Но сидеть, конечно, надоедало, и очень скоро мы вылезали, начинали бродить по кукурузе или подкарауливать друг друга у задней стенки дома и кидаться упавшими сливами. Перед домом росло несколько деревьев, но еще в первый день родители нам строго внушили, что сливы трогать нельзя. А вот про падалицу никто ничего не говорил. Есть ее мы всё-таки не осмеливались, запрещено, зато взять и кинуть - почему бы и нет.

Правда, бродить по кукурузе постепенно оставалось всё меньше и меньше желания. Причина крылась в нас самих, точнее, еще в одной особенности нашего быта. Дело в том, что на хозяйском дворе в принципе не существовало такого вида удобств, как уборная. На вопрос - куда? - тётя Мария невозмутимо ответила: "В кукурузу". Так и поступали, и не знаю, как кто, но лично я никогда не пользовался одним и тем же местом два раза. Поэтому очень скоро ходить между кукурузными рядами можно было только, очень внимательно глядя под ноги.

Иногда я садился порисовать, не зря же привез альбом с красками. Изображал по памяти море (сплошь синего цвета), или с натуры всё ту же гору пограничников. Но чаще читал. Мелкие детские книжонки, взятые для Гали и для Вики, я пробежал быстро. Пробовал осилить "Следопыта" Купера, привезённого Тамарой Михайловной, но застрял на первых страницах и в тоске бросил. К слову сказать, из пяти куперовских романов про Зверобоя, я до сегодняшнего дня прочел только четыре, за исключением именно "Следопыта". Может быть, подспудно, меня тормозит именно тогдашнее первое впечатление?

Увидев, что за Купера я так и не возьмусь, мама привезла мне из Новороссийска большую эпическую поэму, на тему народных киргизских сказаний. Задняя обложка этой книги была неоднократно проштампована пометками об уценке. Последняя цена, за которую мама ее и приобрела, составляла 10 копеек. Книга, впрочем, мне понравилась, но читалась всё-таки медленно, что, в конечном счёте, от неё и требовалось. Как раз до конца августа.