Сволочь ненаглядная

– А у нас с огородов воровал, – вздохнула Рая. – Мы с Семенихой решили, лучше уж сами ему все дадим, чем набеги терпеть. Два огурца сопрет, десяток вытопчет, кабан. Так что мы ему – и картошки, и яичек, и молочка, да только последнее время разбогател наш Горка.

– Да ну?

– Ты слушай, – ответила Раиса.

Я посмотрела в ее раскрасневшееся, счастливое лицо и улыбнулась. Что бы ни говорила Ленкина мать о прелестях жизни на земле, но ей, конечно, здесь скучно. Из собеседниц лишь Семениха да местная дурочка Валька. Все сплетни давным-давно переговорены, кости перемыты, а тут такой подарок: невесть зачем прибывшая женщина. Ну разве не приятно вывалить на гостью ворох лежалых новостей?.. Раечка прямо помолодела, безостановочно выплескивая чужие секреты.

Несколько лет назад Горка, как раз накануне шестого сентября, когда кукуевцам навсегда отключили электричество, явился к Раисе. Она искренне удивилась. Мужик был чисто выбрит, кое-как причесан и даже одет в мятый костюм.

– Слышь, Райка, – забубнил он, – дай мне денег в долг.

– Много? – поинтересовалась осторожно соседка.

– Чтоб до Москвы добраться, ну еще рублей двадцать, – вздохнул Горка.

– Лишку просишь, – отрезала Рая, решившая больше пятерки ни за что не отстегивать. – Нету столько.

Неожиданно всегда апатичный, даже вялый мужик с жаром воскликнул:

– Не жадься, Рай, дай, через неделю верну.

– Где же возьмешь? – ухмыльнулась Раиса.

– Скоро разбогатею, – загадочно ответил сосед.

– Клад на огороде нашел?

– Угу, клад, только в телевизоре, – совсем непонятно отреагировал Горка.

Рая дала ему требуемую сумму и долго гадала, что имел в виду парень, говоря о телевизоре. Но тут обрубили электричество, и телевизионные передачи остались лишь в воспоминаниях. Георгий исчез на неделю из Кукуево, а потом, вернувшись, до потери пульса изумил Раису, отдав весь долг до копеечки. Более того, он притащил со станции сумку, набитую деликатесами, а на самом мужике красовалась новая одежда. Раиса с Семенихой терялись в догадках. Горка вел себя загадочно. Раз в месяц исчезал на пару дней, потом возвращался с обновками и невиданными продуктами. Дальше – больше. У него появилась машина, новенькие «Жигули». Соседки недоумевали, может, Скотинин пристроился на работу? Но что эта за служба такая, куда следует являться раз в месяц, они не понимали. А Горка, словно насмехаясь, демонстрировал невиданное благополучие, угощал Ленку настоящими шоколадными конфетами, а Семениху и Раису позвал на чай. Те пришли и обомлели – в чайнике настоящая заварка, а не сушеная трава, на столе масло, сыр, колбаса, торт и даже баночка красной икры.

Потом Горка уехал.

– Купил квартирку в Мамоново, – пояснил он остолбеневшим кукуевцам. – Дом продал, а на вырученные денежки приобрел. В Мамоново веселей, газ, свет, отопление центральное. Так что прощевайте.

– Слышь, сынок, – отмерла Семеновна, – кто на избенку твою, развалюху, польстился?

– Дачники, – коротко ответил Горка и отбыл.

– Давно уехал? – спросила я.

– Да позавчера, – всплеснула руками Раиса. – Все бросил – мебель, посуду, с одним рюкзаком подался. Хотя, если разобраться, какая там обстановка! Дрова грязные да черепушки, у Горки даже прусаки сдохли.

– Нет ли в Кукуево человека по имени Егор? – спросила я на всякий случай, прекрасно понимая, что опять попала не по адресу.

– Не, – коротко бросила Рая, – был Егор Константинович, столяр, только он уж двадцать лет покойник.

– Ладно, – вздохнула я, – спасибо за рассказ и угощенье, только мне ехать пора.

Раиса засмеялась и показала на ходики.

– Куда ехать, темнота на дворе, да и автобуса нет, до станции не дойдешь. Оставайся ночевать.

Я глянула на часы – маленькая стрелка на восьми, большая на двенадцати. В Москве в это время мы только садимся ужинать, предвкушая интересные телепередачи, а в Кукуево уже глубокая ночь… Делать нечего, придется воспользоваться гостеприимством.

Рая положила меня на печке. Скоро в избе установилась сонная тишина. В большой комнате мирно похрапывала хозяйка, так спит человек с чистой совестью, в боковушке сопела с обнимку с котенком Ленка. Только ко мне не хотел прилетать на легких крыльях Морфей. Печка испускала приятное, ровное тепло, но подушка, очевидно, набитая сеном, нестерпимо кололась. К тому же заботливая хозяйка укрыла меня огромным нагольным тулупом, когда-то белым, а сейчас коричневым от грязи. Овчина издавала крепкий аромат коровьего стойла, и я почувствовала, что начинаю задыхаться. В маленькое незанавешенное окошко светила огромная желтая луна, похожая на гигантскую головку сыра. Я попробовала открыть форточку, но увидела, что рамы глухие, без шпингалетов. Очевидно, весной одну из них просто вынимают и убирают в сарай, а зимой не открывают окон, берегут тепло.

От нестерпимой духоты заболела голова. Я никогда не сплю с закрытой форточкой, и Сережка говорит, что у меня в спальне может комфортно существовать белый медведь. Аккуратно сняв с вешалки верхнюю одежду, я осторожно вышла во двор. Подышу немного свежим воздухом.