Сволочь ненаглядная

Она схватила конверт, вытряхнула снимки и ошарашенно пробормотала:

– Что это?

– Фото Егора и Пети.

– Вы не журналистка…

– Нет, и зовут меня не Луиза Феррари.

Надо отдать должное Наташе, она моментально взяла себя в руки.

– И что вы хотите? – спросила она, стирая с лица приветливую улыбку.

– Поговорить.

– Не о чем нам толковать, – резко встала Наташа, потом помолчала и добавила: – Я дам три тысячи долларов – и разбежимся.

– Нет.

– Хотите, пять, но больше ни копейки.

– Вы меня не так поняли, – вздохнула я, вытаскивая сигареты. – Я не занимаюсь шантажом. Мне нужны две вещи – записная книжка Насти и кое-какие сведения о ее родственниках.

– Зачем? – насторожилась Наташа. – При чем тут Настя?

– Я работаю в детективном агентстве и должна разыскать ее брата, Егора.

– Я говорила не один раз, – прошептала Наташа, – не было никакого брата Егора, даже имени такого я никогда не слыхала.

Я подняла на нее глаза.

– Ну, пожалуй, имя-то слышали, а если забыли – напомню. Так звали вашего родного сына, маленького мальчика, который плакал по ночам от тоски по маме, а потом умер, так и не повидав ее.

Побелев, Наташа сжала в кулаке крохотную кофейную чашечку. Тонкий фарфор хрустнул, и по руке быстро-быстро побежали ручейки крови. Госпожа Скотинина тихо всхлипнула, потом закатила глаза и истерично завопила:

– Да что ты знаешь о моей жизни, сука!

Из ее рта полились ругательства вперемешку с рыданиями и соплями. Умело наложенная косметика стекла с лица, стали видны закамуфлированные прежде морщины, пигментные пятна и шероховатости, а от прямого носа к подбородку пролегли две бороздки. Сейчас Наташа выглядела на шестьдесят.

Я встала, распахнула необъятный холодильник, увидела початую бутылку водки «Золотое кольцо» и плеснула на ее пораженную ладонь. Наташа вскрикнула и заткнулась. Я осторожно вытащила впившиеся в ее руку осколки, полила порезы еще раз водкой.

– Пластырь в ванной, в шкафчике с зеркалом, – пролепетала она, продолжая плакать.

Я добралась до огромной ванной комнаты, основную часть которой занимала роскошная розовая джакузи с латунными кранами, раздвинула батальоны шампуней, роты кремов, дивизионы гелей и обнаружила небольшую аптечку. Судя по набору лекарств, в квартире обитали патологически здоровые люди. Упаковка растворимого аспирина, пузырек «Гутталакса», цитрамон и бромгексин. Никаких средств от давления, сердца, печени или почек. У Скотининых приключается только запор, головная боль и кашель, впору позавидовать. В нашем доме ящичек с лекарствами ломится от упаковок.

Наташа сидела в той же позе. Кровь перестала течь, и я заклеила ладонь пластырем.

– Не страшно, поболит до завтра и заживет, а от подобной раны не умирают.

– Иногда и впрямь умереть хочется, – прошептала Наташа, потом схватила бутылку водки, вытряхнула из красивого хрустального стакана салфетки, наполнила его доверху и одним махом выхлебала емкость.

– Думаешь, мне здорово живется?

– Ты получила то, к чему стремилась, а господь всегда заставляет платить по счетам. Где-то убыло, где-то прибыло.

– Что бы ты понимала! – пробормотала Наташа.

Я с тревогой наблюдала, как странная синеватая краснота наползает с ее лба на щеки. В даме явно сгорел какой-то предохранитель, то ли фотографии гробов подействовали, то ли водка расслабила до предела. Сейчас она раскроет рот и начнет каяться, выливая на меня ушаты ненужных сведений. Придется слушать, иначе обозлится и не отдаст записную книжку. Так и вышло. Подперев голову кулаками, Наташа завела длинный, бестолковый рассказ.

Родилась она в 1945 году, в бедной, самой простой семье. Мама – продавщица на рынке, папа – шофер. Правда, родители не пили, детей любили и воспитывали, как могли. Просто было у них этих детей слишком много – аж восемь. Но Наташеньке посчастливилось родиться последней, поэтому ее даже баловали. Когда девочка пошла в первый класс, учительница посоветовала отдать ее параллельно и в музыкальную школу. Мать послушалась, благо ходить оказалось рядом, музыкалка располагалась у них во дворе. Тут же выяснилось, что господь одарил Наташеньку талантом.

У девочки оказался великолепный голос, и педагоги твердили, что ей следует избрать певческую карьеру. Но когда в ее руках оказался аттестат, мама и папа строго-настрого запретили даже думать о сценической карьере. Жила семья в Тамбове, до Москвы езды одну ночь, но столица казалась сказочно-далеким городом, к тому же Наташенька была послушной девочкой. Вот она и осталась преподавать музыку в родной школе.

Потянулись тоскливые годы. Иногда Наташа с замиранием сердца смотрела в телевизоре на Гелену Великанову или Эдиту Пьеху. И что в них хорошего? Ни голоса, ни сверхталанта… Правда, Пьеха – красавица, зато Великанова была кривая на один глаз…