Сволочь ты, Дронов!

Алька не выдержала первой. Прижалась к нему, словно в последнем порыве. Обхватила его сзади, уткнулась носом между лопаток, и вдыхала одуряющий горьковато-цитрусовый аромат. Дронов же словно и не заметил этого. По крайней мере, никак не отреагировал. Стоял чурбан чурбаном.

И это отрезвило Альку. Его реакция, вернее, полное отсутствие таковой, звонкой пощечиной отдалось в ее душе. Алька отшатнулась, отвернулась от него и пошла в комнату. Медленно-медленно, словно каждый шаг давался ей несусветно тяжело и болезненно. Все ждала — сейчас щелкнет замок, и ее ожидания, ее мечты, ее наивные надежды окажутся похороненными заживо…

Но замок молчал. Тишина давила, оглушала. Впрочем, тишины как таковой не было, просто Алька не улавливала никаких звуков, полностью сосредоточенная на своей беде, на ожидании похоронного щелчка замка. А потому и не услышала шагов за своей спиной. И объятия Дронова вновь оказались для нее такими же неожиданными, как и в первый раз.

Вот только теперь Дронов довольствовался легкими объятиями. И руки оставил, не наглея, поверх майки, в аккурат на талии. Прошептал жарко прямо в ухо, вызвав у Альки крупную дрожь по всему телу:

— Ты ведь еще маленькая… Ты уверена?..

Алька не ответила. Откинула голову назад и чуть-чуть набок, прижимаясь к Дронову, подставляя шею под поцелуй, красноречиво вытянула майку из под его рук, словно бы нечаянно оставив одну из них при этом не на талии, а несколько ниже. Так, что половина его ладони лежала теперь на талии, а вторая — поверх трусиков. Положение же второй руки Дронов исправил сам — 'согласно штатному расписанию'. И Алькина грудь опять словно бы сама впрыгнула в его ладонь. Теперь все было почти как тогда. Вот еще бы…

Дронов сам вспомнил, где согласно тому же 'штатному расписанию' должен быть 'разведчик'. Вот только не стал спешить, как в первый раз. Мучил Альку, пробираясь к заветной цели бесконечно долго, буквально по миллиметру. И, едва 'вражеский лазутчик' нарушил границу, из Алькиной груди вырвался все тот же не то вздох, не то стон. И тело, как и в первый раз, приглашающе выгнулось навстречу.

— А мать?.. — хрипло спросил Дронов.

— Не бойся, — еще теснее прижимаясь к нему, так же хрипло ответила Алька. — Она теперь каждый вечер предупреждает о своем появлении условным звонком. Думает, что мы каждый день делаем это…

— Тогда не будем ее разочаровывать.

'Разведчик' покинул гостеприимное логово условного противника. Алька разочарованно ахнула. Но она зря волновалась — Дронов, по-прежнему прижимая драгоценную ношу к себе, приподнял Альку и отнес на диван. И тогда 'лазутчик' вернулся на положенное место. И даже не один — прихватил с собою соратника. Но к великому Алькиному сожалению, снова ненадолго. Чтобы скоро уступить место 'основным силам противника'…

Если бы Алька могла о чем-то думать, она бы расхохоталась. А может, расплевалась бы. Потому что Витька Кузнецов, оказывается, сущее дитя, притом дитя неумелое. И сам он… Но в те мгновения Алька ни о чем не могла думать. Даже радости не было. А то, что она чувствовала, при всем своем желании не смогла бы описать словами. Потому что сочинять стихи никогда не умела, а описать свой восторг прозой — значит, унизить, бесконечно умалить его. Одно знала в то мгновение, впрочем, знала даже не задумываясь, не размышляя, просто на уровне подсознания: что бы ни произошло с ней в дальнейшем, что бы ни произошло с Дроновым, что бы ни произошло между ними — она никогда в жизни ни о чем не пожалеет.

Увы — к бесконечному сожалению обоих, и 'основные силы противника' не могли находиться на чужой суверенной территории вечно. Пришли, побезобразничали немножко, пошалили, порезвились вволю, доставив немалое удовольствие обеим сторонам 'военного конфликта', и отступили, невзирая на усилия хозяйки не выпускать пленных обратно…

Ноги затекли в неудобном положении, коленки саднило от трения о жесткое покрывало дивана. Но Алька этого не замечала. А может, даже от этого получала удовольствие? Вот только было немножечко обидно, что уже все между ними произошло, а Дронов ее даже ни разу не поцеловал. Как-то это неправильно. Обычно ведь все начинается с поцелуев, а Дронов почему-то сразу 'в дамки' полез. Теперь-то уж ему не до поцелуев. Алька читала в женских журналах, что женщину после 'того' тянет на ласки, а мужику уже ничего не надо. Ведь и Кузнецов после 'этого' никогда не целовался, только до. Ну что ж, раз после ласка не нужна, Алька не будет к нему ластиться. А то вообразит себе, что она от него без ума. Еще чего!

Дронов не сводил с Альки глаз. Смотрел серьезно, и как будто ждал чего-то. Алька удивилась — чего ждать-то, если уже все было?

Не дождавшись, Дронов молча направился к двери. А Алька и не возражала. Уверена была — никуда-то он от нее теперь не денется!

Дронов вновь прикоснулся к замку. И вновь замер, словно выжидая. Потом резко повернулся:

— Аля… Тебе понравилось?