Сволочь ты, Дронов!

'Аля'? Она привыкла, что все вокруг звали ее Алькой. Учителя в школе так и вовсе фамилией обходились. Разве что мать, когда сильно злилась на нее, иногда называла Алей. Но у матери это получалось сухо и словно бы оскорбительно. У Дронова же получилось как-то особенно нежно, даже трепетно, у Альки аж поджилочки затряслись. Вот только что за дурацкий вопрос: 'понравилось ли'?

— А ты сам не понял? — спросила Алька.

— Мне показалось…

— Больше доверяй своим чувствам, — хихикнула Алька. И вдруг вспомнила: — А как тебя зовут?

Дронов опешил. Улыбнулся неловко:

— Вообще-то я Вова. Володя. Владимир.

— Вовчик, значит, — сказала Алька, словно бы пробуя его имя на вкус. — Нет, никакой ты не Вовчик. Ты Дронов.

Дронов почему-то посерьезнел. Повторил вслед за нею:

— Я — Дронов.

Смотрел на Альку долго-долго, словно пытаясь запомнить на веки вечные. Вдруг притянул ее к себе, впился в губы жадно, чуть покусывая, а руки привычно полезли под любимую Алькину маечку, под которой не было ровным счетом ничего. А Альке снова было смешно. Надо же, какая же она дурочка! И она считала, что Кузнецов здорово целуется?! Ой, какая глупая!..

Потом было лето. Это было самое замечательное в Алькиной жизни лето! Правда, каникулы-то были только у нее, а потому целыми днями она пропадала у Дронова в комплексе. К ее бесконечному изумлению, он не скрывал их отношения ни от сотрудников, ни от друзей. Даже в гости ходил только с нею, не оставляя Альку без внимания и на один день. Вот только от соседей скрывались, причем в большей степени это была Алькина инициатива. Чтобы Дронов не стоял подолгу перед ее дверью, рискуя быть замеченным чужими любопытными взглядами, Алька отдала ему запасные ключи, и теперь при желании Дронов мог прийти в любое время.

Валентина с детьми по обыкновению на все лето уехали в Гнилушки. И влюбленные могли уже не прятаться от Анастасии Григорьевны — Алька могла бы на все три месяца перебраться к Дронову, он ведь сразу предложил ей такой вариант. Однако та отказалась. Не из особой порядочности — порядочные девушки вообще не связываются с женатыми мужчинами. Алька просто старалась не думать о его семье, о том, что своей любовью делает огромную пакость тете Вале. И вот как раз для того, чтобы не думать об этом, не чувствовать себя последней сволочью, она и отказалась от предложения Дронова. Не то что жить там не смогла бы — она вообще никогда не заходила в его квартиру. Там ведь на каждом шагу — напоминание о тете Вале и детях, а значит, об Алькиной подлости.

Иногда по выходным они садились в машину Дронова и ехали в Москву. Он водил Альку в Третьяковку и театры, но той больше всего нравилось бывать в Парке Горького. Живопись, искусство — это, конечно, хорошо, но Алька-то еще была ребенком, к тому же детство у нее было несколько ущербное, словно бы недогуленное. А потому ей так хотелось порезвиться, покататься на каруселях, на американских горках. Что может быть лучше, чем когда от скорости и перепадов высоты дух захватывает, когда, кажется, от страха и ужаса сердце вот-вот остановится, разорвется, а ты прижимаешься спиной к любимому, уверенная в том, что он защитит. Что может быть лучше вот этого симбиоза ужаса и бесконечной любви и счастья?!

Но все хорошее когда-то кончается. Кончилось и их лето. Вернулись в город Валентина и дети. Впрочем, их возвращение не означало ровным счетом ничего — Альке даже казалось, что Дронову абсолютно все равно, догадается супруга о его неверности или нет. Однако вопросов относительно супружеской жизни любимого никогда не задавала.

Как ни странно, но гораздо большим препятствием их отношениям стала не семья Дронова, а Алькина школа. Мало того, что она пропадала там по полдня — это Дронов принимал нормально, как должное. В конце концов, он тоже не на пляже загорал целыми днями. А вот подруги, одноклассники… За лето, проведенное со взрослым человеком, Алька, оказывается, безумно соскучилась по сверстникам. И с самого начала сентября бесконечной чередой пошли вечеринки, сабантуйчики, походы в кино и на дискотеки с друзьями.

Сначала Дронов терпел молча, как неизбежное зло. Но уже в середине октября стал проявлять неудовольствие тем, что в Алькиной жизни есть кто-то кроме него, даже если этот кто-то и не является его соперником. Он не хотел ее ни с кем делить, даже с подругой Жанной.

Алька ходила счастливая — еще бы, из-за нее убивается взрослый мужик. Ревнует. Значит любит. Вот и пусть ревнует. И все чаще проводила вечера вне дома, без Дронова. Не назло ему, а так, скорее из вредности. А если и назло, то самую капелюшку. Потому что сама чувствовала дикую от него зависимость, потому что не желала менять в их отношениях ровным счетом ничего. Потому что и сама не могла подолгу оставаться без него. Да что там — уверена была, что без Дронова не выживет. Вот не дай Бог пропадет он из Алькиной жизни — и все, и она пропадет. Потому что сама жизнь для нее — это Дронов. Или Дронов — это жизнь? Так или иначе, а он занимал в Алькиной жизни не менее трех четвертей места.