Сволочей тоже жалко (сборник)

Я заметила, что работяги, которые строят здесь каждое лето, тоже плюют в землю. А интеллигенция – не плюет. Какова причина?

Может быть, скапливается слюна с похмелья. А может быть – это жест самоутверждения: плевал я на все. Непонятно. Хочется спросить, но я стесняюсь. Вопрос некорректный. Да и какая разница?

Владик договорился с Катькой-фармазонкой насчет молока, и она привозила ему трехлитровую банку по четвергам.

В очередной четверг Катька вошла в калитку и увидела два трупа: Владика и его шофера. Оба лежали лицом в землю в позе бегуна.

Милиция установила, что киллер перелез через забор и ждал Владика на участке. Владик приехал поздно, в три часа ночи. Вылез из машины. Киллер выстрелил ему в спину.

Молодой шофер бросился бежать и почти добежал до калитки, но пуля догнала его. Он упал прямо перед калиткой. Об него и споткнулась Катька. Она замерла на мгновение, потом выронила банку с молоком и выскочила на дорогу. Бросилась бежать к конторе, где сидел комендант.

Катька мчалась изо всех своих сил и возможностей, ее груди (десятый размер) мешали движению.

Позже я спросила у Люськи:

– А в чем причина? Почему Владика убили?

– Не поделился, – коротко ответила Люська.

– Чем? Деньгами?

– А чем же еще? – удивилась Люська. – Конечно, деньгами.

– И что, за это убивать? Неужели деньги важнее жизни?

– Его, наверное, предупредили, – предположила Люська. – Он знал на что идет.

– Он думал, что пронесет. Не посмеют.

– Листьева не побоялись убить, а Владик кто? Кому он нужен?

– Своей матери, – сказала я.

– И всё. Делов-то…

Я заметила: Люська ожесточилась за последнее время. Она выгнала Володьку из дома. Он спал в слесарной мастерской. По вечерам собирал в парке бутылки.

Криминальные девяностые накрыли страну. Человеческая жизнь не стоила ничего. Смерть собирала свой урожай.

Жилистая Ольга ходила по поселку с черным лицом. У нее в Москве убили сына.

Кто? За что? Узнать было невозможно. Обрублены все концы. С Ольгой никто не хотел разговаривать. Куда бы ни обращалась, ее не слушали. Смотрели сквозь, будто она не человек, а привидение.

Ольга сунулась к самой большой знаменитости поселка. Он составлял нашу гордость, этакий козырный туз в колоде. Он впустил Ольгу в дом, выслушал с подобающим лицом.

Ольга попросила Туза выйти по своим каналам на самого главного генерала. Пусть генерал все выяснит и накажет виновных или хотя бы – объяснит.

Козырный Туз посочувствовал, покивал, пообещал, но никуда звонить не стал. Он мог обратиться к самому главному один раз в жизни. Такой этикет. И вот этот один раз он хотел оставить для себя. Сохранить для себя такую возможность. Мало ли что может случиться в жизни…

Кончилось ничем. Ольга ничего не узнала. Я смутно догадывалась: в Москве был введен комендантский час. Его скоро отменили, через несколько дней. Но в эти несколько дней по Москве гулял беспредел, Варфоломеевская ночь, свобода для бандитов и ментов. Выплескивались низменные инстинкты плюс вседозволенность. И вот тут уж действительно невозможно восстановить: кто, за что и зачем?

Ни за что и ни зачем. Так.

У родственника моей подруги, мужа Нэли, случилось прободение язвы. Он долго не вызывал «скорую», надеялся, пройдет. Но не проходило. «Скорая помощь» отвезла его в первую попавшуюся больницу, там его оперировал первый попавшийся дежурный врач, и родственник благополучно умер на рассвете, как положено.

Нэля осталась одна.

Как она приняла это известие – я не знаю, но догадываюсь. Нэля была на двадцать лет старше мужа и должна была умереть первой. А что получилось? Она осталась одна, беспомощная, неподвижная, и даже лекарства привезти некому.

Люська утешала в своем духе. Она сказала:

– Нэля, но ведь когда-то это должно было случиться.

– Много позже, – не соглашалась Нэля. – Хотя бы через десять лет.

– Десять лет туда, десять лет сюда, мелочи это…

– А я? Я совсем одна.

– Ну и что? И я одна.

– Какое несчастье… – Нэля закрывала лицо руками.

– А кто сказал, что человек должен быть обязательно счастлив? Вам вон как повезло. Жопой в масло попали. Вас всю жизнь любили, то один, то другой… Попользовались – и хватит…

Через неделю приехал племянник со своей девушкой и с нотариусом. Следовало переписать на него дом.

Нотариус разложил документы и поставил галочку, где подписать.

– А лекарства вы привезли? – спросила Нэля.

– Ой, мы забыли, – смутилась девушка.

– Про нотариуса не забыли, – заметила Люська.

– Но ведь Нэле девятый десяток, – напомнил племянник. – Умрет – и ни дарственной, ни завещания. Кому дом?

«Мне», – подумала Люська, но вслух не озвучила.

Далее все покатилось своим чередом. Нэля сидела без лекарств и без денег, грустная и тихая.

Люська забегала к ней каждый день, приносила еду. Что называется, делилась последним куском. Нэля ела мало, но не есть совсем она не могла.

Племянник должен был привозить пенсию, у него была доверенность, но эта скромная пенсия оседала в карманах племянника.