Свора

Развернувшись, пленник помчал, до жгучей боли напрягая мышцы и выдыхая раскаленный воздух. Преграда под ногами? Прыжок! Над головой? Подкат – и плевать на выпачканную и потертую одежду. Стоит обуздать тварь – и он по щелчку получит лучшие шмотки, снарягу, оружие… да все, что захочет. Скинет Капитана с трона, захватит Завод и вернется на район королем. Да хрена там район – не пройдет и месяца, как весь город ляжет под нового вожака. Кто быканет – в расход, остальные – на поклон: пыли на берцах хватит каждому.

Грид сиганул на высоту собственного роста, ухватился за ветки и обезьяной перемахнул через рытвину. Соскочил, кувыркнулся и помчал дальше, наслаждаясь кипением крови. Добравшись до кромки леса, вскинул подбородок и выдохнул пламя из груди, пронзительным ревом пролетевшее над домами, изрытыми палисадниками, рубероидом гаражных крыш, стеклами торговых центров, позолотой куполов, серыми артериями дорог, парками и водной гладью. Это – еще не вызов, но предупреждение: молодой пес набирается силы и скоро заявит права на власть. Все или ничего. Победа или смерть.

Окраины взорвались ответным лаем – настороженным, любопытным, выжидающим. И только рядом не раздалось ни звука, хотя Желудь уж точно должен был подать голос.

Пропажа нашлась за считаные минуты – ослабевший запах привел к черному комочку под поваленным деревом. Щенок в очередной раз застрял, но человек ушел в отрыв, забыл обо всем, кроме горячки бега, и не услышал крика о помощи. Зверенышу удалось преодолеть препятствие самостоятельно, но слишком дорогой ценой. Впалый живот чуть заметно вздымался и опадал, с каждым мгновением дыхание замедлялось. И все же он нашел в себе силы привстать и завилять хвостом – мол, все в порядке, хозяин, просто малость устал. Извини, что пришлось тебе возвращаться, но за тобой не всякий взрослый и здоровый кобель поспеет, куда уж мне. Но не волнуйся, я уже отдохнул. Сейчас помчим вместе, только не злись, не ругайся – теперь-то не отстану.

Кутенок прошел полшага, цепляя траву кончиком языка, и завалился на бок. На последнем выдохе подался лизнуть протянутую руку, но Герман поморщился и отдернул ладонь, как от зашипевшей гадюки. Чудик мотнул башкой, подставляя лоб, и затих, не дождавшись ни ласки, ни прощения за свое уродство, из-за которого большой двуногий пес не захотел с ним играть и принимать за равного.

– Эй. – Пленник ткнул обмякшее тельце ботинком, но щенок не шелохнулся, не издал ни звука. Глаз цвета лимонного леденца остекленел в черной глубине, и после смерти преданно глядя на человека.

– Ну все, хорош… – Парень ударил еще раз, надеясь, что гребаная псина просто потеряла сознание от натуги. – Блин…

Оставлять трупик в лесу было слишком опасно – начнет вонять, и Егерь сразу его отыщет. С отвращением взяв тушку за хвост, Герман отнес ее на берег и зашвырнул в Везелку. Вода тут же забурлила, на поверхности заблестели не то лоснящиеся спины громадных – в руку – пиявок, не то щупальца зарывшегося в ил чудища. Впрочем, какая разница? Главное, от дохлятины не осталось ни шерстинки, ни косточки, а нет тела – нет и дела. Красивую отмазку убийца уже придумал, но на душе от этого легче не стало. Странно. Кучу людей порешил – и хоть бы хны. Тварь загнал – и как-то не по себе сразу, ноет в груди, по горлу холодок гуляет.

– Разве я не велел оставаться в лагере? – наехал Ярослав по возвращении.

– Нет. – Пленник сунул кулаки в карманы и подпер плечом бетонный выступ. – Ты велел не отходить от пса ни на шаг. Я и не отходил.

– И где же он?

– Убежал. Мы гуляли в лесу, потом завыли собаки, Желудь к ним и бросился. Догонять не стал – уж извини, своя шкура дороже.

– Не сомневаюсь. – Даже самый недалекий наблюдатель заметил бы, каких усилий стоило старику держать себя в руках. – А вот твоя байка на правду не шибко похожа. Если бы кутенок хотел сбежать – смылся бы в первую ночь. Я его, в отличие от некоторых, в ящике не запирал и к цепи не пристегивал.

– Да почем мне знать, что у него на уме?!

Отшельник прищурился, подошел к парню вплотную и прохрипел:

– Хоть ты и сука редкостная, а брехать так и не научился. Признавайся, что с кутенком сделал, ирод?

– На хер сходи! – выплюнул в ответ Герман. – Ты не мусор, я не зэк, чтобы в чем-то признаваться. Был кутенок – да сплыл. А будешь бузить – сплывет кто-нибудь еще.

На этом спор, скорее всего, и закончился бы. Крыть Ярославу было нечем: ни свидетелей, ни улик. Не пытать же засранца, в конце-то концов, пусть руки и чешутся. Но тут вмешалась Злата – нет, девушка не потребовала ответа, не стала просить сознаться или намекать на истинную участь песика. Она села на корточки, уронила лицо в ладони и тихо заплакала, чем, сама того не ведая, толкнула отца на крайние меры.