Звучно выдохнув, Ринко снова взглянула на Асуну.
– …Жаль, что тебя так и не пустили к Киригае-куну.
– Но я сейчас почему-то чувствую себя так бодро… я как будто увидела хороший сон.
Асуна улыбнулась; казалось, ниточки тревоги, липнувшие к ней, разом оборвались.
– Что за беспокойный у тебя парень. Ни с того ни с сего исчез, потом объявился посреди Южного моря. Тебе бы его на поводок посадить.
Асуна, поняв, что ее мысли как на ладони, опустила голову, но не перестала улыбаться.
– Я очень, очень благодарна вам, Кодзиро-сэнсэй, что вы согласились на мою неразумную просьбу… Я просто не знаю, как вас отблагодарить.
– Ничего не нужно. И зови меня Ринко… То, что я сделала, вовсе не загладило мою вину перед тобой и Киригаей-куном.
Ринко покачала головой, потом, приняв решение, взглянула Асуне в глаза.
– …Я должна тебе кое-что сказать. Мм, не только тебе… а всем, кто играл в старый SAO…
– …
Ринко изо всех сил старалась выдержать прямой взгляд Асуны. Сделала глубокий вдох, потом выдох; расстегнула две верхние пуговицы на блузке, оттянула ворот и, отодвинув тонкое серебряное ожерелье, показала Асуне шрам чуть левее грудины.
– Ты знаешь что-нибудь… про этот шрам?
Асуна неотрывно смотрела в точку над сердцем Ринко, наконец слегка кивнула.
– Да. Сюда вам имплантировали радиоуправляемую микробомбу. Так гильдмастер… то есть Акихико Каяба… два года запугивал сэнсэя… Ринко-сан.
– Верно… Я была вынуждена участвовать в том ужасном эксперименте и заботиться о
Ринко привела в порядок ожерелье и блузку и с трудом продолжила рассказ.
– Но на самом деле все не так. Бомбу действительно извлекли в полицейском госпитале, рискуя взрывом, но я точно знала, что она не взорвется, – это было лишь прикрытие. Когда все закончилось, я выбросила из головы это преступление, эту фальшивую бомбу во мне. Единственный подарок, который
Даже после этих слов выражение лица Асуны не изменилось. Она продолжала смотреть на Ринко своим ясным, чистым взглядом, словно проникающим до самого сердца.
– …Мы с Каябой-куном стали встречаться в том же году, когда я поступила в университет; и любили друг друга шесть лет, если считать и то время, что мы вместе занимались исследованиями… но так считала только я. Я старше тебя, но намного глупее – я совершенно не видела, что у Каябы-куна в сердце. Ему было нужно лишь одно, а я этого совершенно не понимала.
Глядя в бескрайний ночной океан за окном, Ринко мало-помалу начала изливать скопившиеся в ней за четыре года слова. Имя, одно воспоминание о котором всегда пробуждало в ней острую боль, сейчас сходило с губ на удивление легко.
Когда Ринко поступила в знаменитый технологический университет, Акихико Каяба уже занимал должность руководителя третьего отдела разработки в корпорации «Аргус». Еще учась в старшей школе, Каяба подписал с ними договор как программист, и «Аргус» из третьесортного производителя игр стремительно вырос до всемирно известной фирмы; ничего удивительного, что ко времени поступления в университет Каяба уже входил в руководство.
Говорили, что в восемнадцать лет зарплата Каябы уже была больше ста миллионов иен в год, а вместе с лицензионными отчислениями получалось и вовсе что-то невообразимое. Естественно, в университете к нему липли толпы девушек, пытавшихся привлечь его внимание самыми разными способами, но большинство отступалось, наткнувшись на его ледяной, лишенный всякой заинтересованности взгляд.
Поэтому Ринко всегда недоумевала, почему Каяба не отверг ее, ничем не выделяющуюся девушку на год младше его. Может, потому что раньше она никогда о нем не слышала? Или потому что она обладала достаточно острым умом, чтобы попасть в лабораторию Сигемуры? В одном можно было не сомневаться: привлекла его отнюдь не ее внешность.
Когда Ринко впервые обняла Каябу, первое впечатление у нее было – «чахлый соевый росток». Бледное лицо, мятый белый халат, вечно какие-то приборы при себе – все это она помнила совершенно отчетливо. И как она затащила его в Сёнан[10]
на замызганной малолитражке.«Если не будешь видеть солнышко хоть иногда, идеи перестанут рождаться!»
Такой совершенно неожиданный выговор она устроила сидевшему на пассажирском сиденье Каябе. Он посмотрел на нее удивленно. «А ты не думаешь, что естественное освещение можно эмулировать?» – в конце концов спросил он, чем потряс Ринко до глубины души.
Вскоре она открыла для себя другую сторону знаменитого юного Каябы: его, по-видимому, невозможно было изменить в социальном плане. Он так и оставался чахлым соевым ростком; всякий раз, когда Ринко заходила к нему в комнату, она отчитывала его, готовила еду и заставляла его есть.