Сыч – птица ночная

– Чаморы! – резюмировал небритый, нагибаясь и подхватывая меня под коленки. – Петро – хватай под мышки, понесли к батьке.

В процессе перемещения к расстрелянной колонне кабинетных я получил возможность наспех рассмотреть детали, которые не мог наблюдать, находясь в джипе. Ну, сами понимаете, трупы имели место. Горская бригада недвижными бугорками легла на своем огневом рубеже: последнего оставшегося в живых – пулеметчика Хафиза – несколько секунд назад рассчитал белобровый Петро. У казачьих «уазиков» мужик с санитарной сумкой бинтовал троих заголенных по пояс станичников. Судя по витиеватым матюкам и характерной жестикуляции, станичники умирать пока не собирались. А неподалеку от бинтовальщика лежали два недвижных тела, прикрытых зелеными плащ-палатками. Казаки – рабочие войны, ремесленники, все делают обстоятельно, по-мужицки. Нормальные городские жители после боя метались бы еще с час, унимая эмоции и шарахаясь от свежей крови павших сотоварищей, – вряд ли кому в голову пришла бы конструктивная мысль аккуратно накрыть трупы, дабы не смущали оставшихся в живых.

В стане кабинетных потери были значительно тяжелее: из восьми приехавших на сделку в живых остались лишь трое – оба кабинетных и водила «уазика», причем все имели ранения различной степени тяжести. Горские дровосеки не пожелали отправляться в свой последний поход в гордом одиночестве – срубили на прощание целую рощу равнинных деревьев.

Состояние уазного водилы и кабинетного брюнета оставляло желать лучшего: они оба получили множественные ранения конечностей и на момент нашего приближения даже не предпринимали попыток оказать себе первую помощь, хотя у каждого в руках я еще издалека рассмотрел перевязочные пакеты, которыми их снабдил запасливый русый. Сам же русый держался молодцом: приложив марлевый тампон к раненому правому предплечью, он хрипло орал на высокого плечистого мужика в бекеше – судя по всему, казачьего атамана. Напористо этак орал – в буквальном смысле буром пер.

– Ну че ты разоряешься, нах! – досадливо воскликнул атаман, хмуро глядя в нашу сторону. – Я ж тебе, нах, объяснил, за ча така херня получилась. Дозорный прискакал, нах – так и так, бля, грит…

– Да фуля мне твой дозорный! – бешено взвизгнул русый. – Ты смотри, что ты натворил! Мы с тобой как договаривались? Какого хера ты приперся? Нет, ты посмотри – посмотри на них! Ты мне их обратно вернешь?! А?! Что я их матерям скажу?! – Тут он начал тыкать пальцем раненой руки в сторону трупов своих бойцов, развернулся по оси и увидел меня. – An… – поперхнулся русый, резко замолк и отчего-то начал пятиться назад. Видимо, не ожидал увидеть меня живьем. Видимо, ожидал совсем наоборот. Видимо, приложил к данному процессу определенные усилия: судя по пороховой копоти на руках и лице, ролью стороннего наблюдателя в этом боестолкновении он не ограничился.

– А! Замолк, нах, – удовлетворенно констатировал атаман, потирая ладони широкие и ласково мне подмигивая. – Заглох, бля, пятиться начал, как та рака. Ну, поглядим, нах, что ты нам щас запоешь… А ну, хлопче, кажи батьке, нах, какого рожна ты тута забыл?

– Они меня продали, – сипло выдавил я – громче не получилось, слаб был.

– Не понял, нах! – нахмурился атаман, грузно подскакивая ко мне и подставляя ладонь к уху. – Ты ранен?

– Грит, наркотой кололи, – охотно пояснил небритый. – Грит, сам двигаться не могет – совсем.

– Живодеры, – констатировал атаман. – Ракалы. Ну, какими непонятными вещами вы тута занимались?

– Они меня продали чеченам, – сообщил я. – За миллион долларов. Чего тут непонятного?

– О! – атаман поднял палец вверх и, развернувшись вполоборота к русому, ткнул указующим перстом в грудь державшего меня Петрухи – дежурного киллера. – А ну, дозорный, нах, кажи батьке – что видал? Для ча станицу в ружье поднял, нах?

– Дык чаво… – засмущался белобровый Петро. – Ну, эта… Парня они привезли, – он ткнул пальцем в сторону благополучно допятившегося к расстрелянному «рафику» «Скорой» русому. – А бабки эти дали, – теперь Петро потыкал пальцем в сторону горских недвижных тел. Шмыгнул носом, почесал свободной рукой затылок и несмело резюмировал:

– А ты, батько, сказал как: наши будут выкупать с плену хлопца… Ну, дык я скумекал – не то!

– Значитца, гришь, с плену выкупать… – недобро прищурился атаман. – И чтобы не мешали, значитца… Ага. А я-то, нах, верил тебе, падаль. А ты, оказывается, иуда. Ты, оказывается, своего брата-славянина…

– Я все объясню! – торопливо воскликнул русый. – Ты не понял – тут кое-какие нюансы, сразу все не охватишь! Отойдем, я тебе растолкую…

– Фуля тут растолковывать, нах! – с деланной ленцой зевнул атаман. – Все и так ясно. Деньги где?

– Вот, тут, пожалуйста! – заторопился русый, забыв держать раненую руку, захромал к «уазику», выдернул из-под сиденья продырявленный в нескольких местах «дипломат». – Тут много, на всех хватит! Там в их машине еще должны быть – такой же кейс, столько же примерно, ну, я так рассчитываю… – тут он встретился взглядом с атаманом и почему-то осекся.