Сыч – птица ночная

— А по-моему, все нормально. По-моему, у них артист такой есть — Шура. Песни поет. Противный — на мокрого ишака похож. А в Хакане я лет шесть назад работал пару недель — мы на нефтебазе компрессоры устанавливали. Действительно, дурдом там есть, и главврача звали Али. Но это давно было…

— Разве бывают такие имена? — усомнился Гасан. — Шура? Чтобы так человека называли? Нет, не может быть. Наверно, ты ослышался. Таких имен не бывает.

— У них все бывает, — Хафиз кивнул в мою сторону и пренебрежительно хмыкнул. — У них каждый третий ребенок рождается дебилом. Это не я придумал — это американские врачи такую статистику подсчитали. Каждый третий — ты только представь! Нация дебилов. А на их правительство посмотри — старые, больные все. Скоро у них нормальных совсем не останется.

— Ты имел в виду артиста? — поинтересовался Гасан, изучающе рассматривая меня. — Это имя такое — Шура?

— Точно, имел, — согласился я. — Есть такое имечко. Что поделать, если разные понятия у нас именуются одинаково. У нас — певун, у вас — орган госуправления. Но по сути, как мне кажется, они одинаковы. Клоуны…

— Ну, слава Аллаху! — облегченно пробормотал Гасан, не дослушав мою сентенцию и вновь проявляя заботу. — Ты давай приляг, отдохни немного. Тебе, наверно, тяжело сидеть. Береги себя, Иван, — ты нам нужен.

— Шутит, значит, — констатировал Хафиз после того, как Гасан оставил меня в покое и в очередной раз присел на корточки у машины. — Это хорошо — значит, не сдурел окончательно. Хотя знает, что приговорен. Настоящий воин — уважаю таких. Если меня русские в плен поймают и на расстрел поведут, я тоже буду так себя вести: шутить и прикалываться. И умру гордо, смеясь над ними! Пусть эти трусливые овцы видят, как гордо умирает горный волк!

— Чтоб тебя ишак за язык укусил! — сердито буркнул Гасан. — Зачем тебе в плен? Ты лучше ходи все время грустный, но живи. В нашем роду и без того каждый второй мужчина убит…

Некоторое время горцы молчали, наблюдая за супостатами. Порывы ветра настырно вторгались в уютную тишину салона через щель и заставляли меня зябко ежиться, но я не торопился нажимать на кнопку подъемника. И не воспользовался советом Гасана прилечь на сиденье. Драма, которая разыгрывалась снаружи, стоила того, чтобы на нее посмотреть, даже если ты заочно списан Со счетов и пребываешь в роли стороннего наблюдателя. Списан так списан — чего теперь переживать? Если верить седому Га-сану, в расход меня выведут не ранее чем через месяц. Месяц. Целых тридцать дней. За это время я приду в себя, поправлюсь и чего-нибудь придумаю. Я много где сиживал в свое время и не по своей воле — и отовсюду, прошу заметить, рано или поздно уматывал. А чем данный эпизод моей жизни хуже остальных? Ничем: опять я в руках врагов и вновь эти враги хотят меня в конечном итоге перевести на положение трупа. Ну и флаг им в руки — пусть дерзают. А пока есть вещи поинтереснее. В настоящий момент меня более всего занимает, каким образом обе стороны будут выпутываться из ситуации, в которую они совершенно добровольно себя загнали.

Итак, супостаты убираться восвояси не собирались. Водила изображал вялотекущую деятельность у поднятого капота «уазика», разноволосые кабинетные засели в салоне, не желая подавать признаков жизни, бойцы камуфляжные перемещались за машинами, постукивая себя по плечам, чтобы согреться, и халатно поглядывая в нашу сторону — пристально не следили за каждым движением, полагая, видимо, что абреки вряд ли первыми вломятся в агрессию.