Едко брошенная Самойловым фраза крутилась у меня в голове, даже когда такси уже петляло по улицам города. Перед внутренним взором стояли его ехидная ухмылка и презрительно сощуренные глаза… и запястье, на котором не было больше моего браслета.
Чёрт! Как же всё изменилось за пару дней. Словно бы произошёл откат: последние месяца стёрлись из жизни, вернув нас к началу, к вечной вражде. Только вот у меня остались воспоминания. Что за нелепость? Неужто Самойлову нравится эта игра? Почему нам нельзя просто остаться в нейтралитете, если не друзьями – какие уж из нас друзья, – то не чужими друг другу людьми?
Горло сдавило, во рту разлилась горечь. То ли это не отпускающий меня кашель всему виной, то ли замирающее в груди сердце. Я не знал, но на душе было паршиво.
Ночью это мерзкое ощущение достигло своего апогея. Спать не получалось, не спать – тоже, есть не хотелось, но желудок урчал, потому что последний раз я смог засунуть в себя еду утром после института… если добавить к этому высоченную температуру, картина вырисовывалась не лучшая. Правда, про температуру я не знал, так как днём разбил единственный градусник, а выползти за новым сил не хватило.
Так что утром я вновь пополз в институт. Вернее, полз я лишь до такси, потому что ходить самостоятельно ноги совершенно отказывались, а такси… ну, есть у нас одна фирма, которая не так уж много дерёт, так что пока блажь была позволительна. Особенно если учесть, что сегодня я точно планировал взглянуть Самойлову в глаза. И сказать "спасибо" за вчерашнее.
Впрочем, действительно подойти к нему я решился лишь после первой пары – к счастью, у нас их было всего две, больше бы не вынес, – когда уже от и до был напичкан разнообразными таблетками благодаря заведомо подготовившемуся Попову. Тот ворчал, ругался и чуть ли бить меня не кидался, когда увидел в аудитории, а потом спокойно достал из сумки термос с чаем, леденцы от кашля, таблетки и даже градусник и принялся за экзекуцию.
Кстати, так я и узнал, что, оказывается, припёрся в вуз с температурой под тридцать девять, и именно поэтому так сильно подкашиваются ноги, но…
– Вик, мы можем поговорить? – спросил я, подходя к разговаривающему со щебечущими младшекурсницами Самойлову.