Сыграй ещё раз, Сэм

— Ничуть, — ответил Ласло. — Я абсолютно серьезен. Ильза тоже.

Рик посмотрел на Ильзу, но взгляд ее был непроницаем, а губы не шевельнулись. Все ясно. Для Виктора это не безличная военная операция, как для майора Майлза. Это личная обида Ласло на Рейнхарда Гейдриха, жесточайшая вражда.

Ласло поднялся и заходил по комнате. Рик, готовясь к проповеди, снова закурил.

— Такой случай нанести удар по тиранам, какой выпал нам, немногим достается в наше время. Если бы я мог, я бы уничтожил самого Гитлера. Но мы не можем. И значит, как ни досадно, будем довольствоваться одним из его клевретов. Человек, которого мы хотим убить, — Рейнхард Гейдрих.

— Сказали бы: «я хочу убить», — возразил Рик. — Он ведь засадил вас в концлагерь. Мне уже чудится, что это личное.

— Хорошо, — равнодушно сказал Ласло, — которого я хочу убить.

Рика в который раз озадачила невозмутимость этого человека.

— И все же что-то мне тут не нравится. Нет, не план, не гранаты и не как мы их будем бросать. Это ваше дело, не мое. Вы спецы. Говорю же, мне чудится тут что-то личное, и я готов это повторить. Мне это не по нутру. Мне в свое время пришлось кое-кого прикончить, и я этим не горжусь. Была война, и приходилось убивать — будь то в Ньй… — Рик осекся. — Будь то в Испании, в Африке или еще где. Но если убиваешь, убивать надо быстро и наверняка, не то жертва сама нападет на тебя в ярости. Потому что и для нее это станет личным.

Заговорил Рено.

— Должен сказать, что мой друг Ричард прав, — начал он. — Я ничуть не сомневаюсь в искренности намерений мистера Ласло и в их происхождении. Короткой прогулки по любому из концентрационных лагерей покойного майора Штрассера довольно, чтобы отбить аппетит у кого угодно. Но мне сдается — если позволите высказаться гражданину Франции и подлинному наследнику Декарта, — что не эмоции должны решать дело.

Майор Майлз глянул на Рено с невольным уважением.

— Я не могу вполне выразить, как серьезна эта миссия, — сказал он, — и какое значение придает ей наше правительство. Всех вас здесь выбрали за способности, а не за эмоции.

— Я и не знал, что побывал на пробах, — заметил Рик.

— О, мистер Блэйн, вы побывали, — сказал майор. — В Эфиопии и в Испании, когда вы стояли за абсолютно безнадежное дело — и проиграли. — Сэр Гарольд обернулся к Луи: — Должен сказать, ваше bona fide, мсье Рено, стоило нам парочки бессонных ночей. Однако ваш внезапный побег из Касабланки тотчас после убийства майора Штрассера и исчезновения мистера Блэйна снабдил вас убедительным алиби мелкого персонажа. Уверен, вы будете органичны в роли вишистского чиновника — мы дадим вам новые документы.

— Догадываюсь, что этим предложением мой выбор исчерпывается, — сказал Рено. — Значит, оно мне подходит.

— Что до вас, мистер Ласло, у нас не может быть никаких сомнений ни в вашей честности, ни в вашем горячем желании свершить возмездие над поругателем вашей родины. — Ласло кивнул. — Но при этом с вами нужно еще кое-что прояснить. — Майор полистал досье. — «Виктор Ласло, — вслух прочел он, — родился в Пресбурге, ныне Братислава, в Чехословакии. Языки: венгерский, чешский, немецкий, французский и английский. Национальность…» — Пауза. — Нет.

— Я всю жизнь посвятил исправлению этой ситуации, — сказал Ласло.

— Полно вам, мистер Ласло, — примирительно сказал сэр Гарольд. — Одна из отличительных особенностей этой войны в том, что уж очень многие участники оказываются не тем, кем поначалу кажутся. Герр Гитлер — не немец, а австрияк. Мистер Сталин — не русский, а грузин. Даже наш премьер-министр, мистер Черчилль, наполовину американец. — Майор отпил воды из стакана.

— Мой отец из Вены, — сказал Ласло. — Но я считаю себя чехом. Чешский — мой родной язык. Я вырос на преданиях о чешских героях, о Шарке, о Вышеградском утесе, о Градчанах, древнем замке богемских королей. Чехословакия столетиями боролась против немцев. Они пытались запретить наш язык, растоптать наш народ. Колонизировали Богемию и Моравию, запрещали играть в театрах чешскую музыку. И хотя мы славяне, они угоняли самых белокурых и голубоглазых наших девушек для своей злодейской Лебенсборн, ^[65]а остальных чехов хотят обратить в рабов, как и всех славян, кого не убьют. Откуда, в конце концов, происходит ваше английское слово slave, ^[66]как не от славян? — Ласло повернулся к Рику: — Да, мистер Блэйн, это личное. И всегда было личное. И вы смеете меня осуждать — вы, кто не испробовал ни минуты гостеприимства Рейнхарда Гейдриха и ему подобных! Вы, кто не видел, как убивают ваших любимых — только за то, что вы их любили…

— Зря вы так уверены, — пробормотал Рик.

Ласло, впрочем, его не услышал.