Сыграй со мной в любовь

— Да. Пароль четыре единицы. А воду сейчас принесу. У нас есть… — она скороговоркой принялась перечислять названия указанных в меню бутилированных вод и только на пятом запнулась, поняв, что говорит не то. — Либо просто вода из-под фильтра.

— Отлично, — я уже и не надеялась. — Тогда самую обычную воду. Фильтрованную.

Будто только что сдала ЕГЭ, да еще с высоким баллом, официантка облегченно вздохнула и на этот раз упорхнула уже окончательно.

Кто-то со стороны мог подумать, что у нее несварение желудка или что-нибудь похожее, и лишь я знала правду. Она меня узнала. Как? Пока еще не было понятно. Я редко размещала в сети свои фото, чаще фото интерьеров и блюд, но поведение выдавало ее с головой.

Скорее всего, в качестве десерта, который я заказала, можно было не сомневаться, как и в его подаче. От комичности ситуации захотелось рассмеяться. Я просто зашла в кафе, потому что захотела кофе. Я не планировала писать о нем никакого обзора в свой фуд-блог и даже оставлять заметку в Инстаграмм.

Кажется, как и в прошлой жизни, слава обо мне бежала впереди меня.

При мысли о прошлом внутри больно царапнуло. Позавчера Пете сделали новую операцию, и мы снова начинали ждать чуда… Верить в то, что он сможет ходить, и наконец закончится ужас в виде постоянных операций, клиник, экспериментов и он вернется домой.

Прошло всего два года, а для меня вечность. Кого-то беда превращает в живой труп, кого-то заставляет обнулить все прежние ценности. Я обнулилась полностью. Для этого не пришлось перекрашивать волосы или увеличивать губы. Не нужно было даже менять привычку долго спать по утрам. Изменилось все, из чего складывалась моя жизнь.

Через неделю после аварии я вернулась к родителям в северную столицу, чтобы решить вопрос с транспортировкой Пети поближе к дому. Еще через месяц сделала первую запись в своем новом блоге. На этот раз не о преступлениях, а о еде. Легкомысленная шутка, брошенная влюбленной дурочкой, которую угостили лазаньей, превратилась в реальность.

Мне больше не хотелось никому ничего доказывать. Вкус еды, стал первым, что почувствовала, когда в один прекрасный день, устав от слез матери и осуждения в глазах отца, я набралась смелости и вырвалась из дома.

Как больной, которому для скорейшего выздоровления прописывают куриный бульон, медленно рассматривая столовые приборы и скатерть, я дожидалась свой суп и по осколкам, по отзвукам ощущений собирала себя в кучу.

Белая скатерть — чистый лист.

Нож — граница.

Вилка — возможность начать заново.

Аромат свежей выпечки — надежда снова радоваться жизни.

Маяки и символы. Моя измучившая себя виной и горем голова тогда способна была соображать только знаками. Но этого хватило.

"Партизанка" превратилась просто в "Лику". Новенький блог, подготовленный для меня Темой, засиял красочными фотографиями, а в шкафу появились платья. Вначале одно, скромное, превращающее меня в эдакую образцовую учительницу младших классов. Потом второе, посмелее. За ними еще несколько, на этот раз настоящих вечерних, идеально подходящих для походов по ресторанам.

Я так и не поняла, сколько в этих изменениях было настоящего желания изменить жизнь, а сколько болезненной ломки, отлучения себя настоящей от себя прежней, но новая жизнь затянула. День за днем у меня становилось все больше дел и все меньше времени на ненужные мысли.

Каждый день, выбираясь из кошмара больничных стен, я училась радоваться. А еще…

Даже, если бы я могла, долго горевать из-за брата не вышло бы. Прошло больше месяца после возвращения в Питер, как я узнала, что жду ребенка. Лишившись мужчины, в которого влюбилась без памяти, чуть не потеряв брата, я получила дочь. Свою Веру. Беременность стала лучшим, что могло случиться. Но, к сожалению, только со мной.

* * *

О том, что нахожусь в положении, я поняла не сразу. Отсутствие менструации и излишнюю плаксивость легко было списать на горе, и только когда после соленого огурца меня потянуло на сгущенку, в голову впервые пришла мысль о беременности.

Родителям я тогда ничего не сказала. Купила тест и, убедившись, что догадка верна, на пару дней впала в прострацию.

Ребенок был последним, чего мне не хватало в жизни. Нет, я не приписывала себя к модному у молодежи движению чайлдфри, на улице не обходила, словно чумных, мамаш с колясками и не заглядывалась на украшенные смешными рисунками детские комбинезончики и мягкие игрушки. На душе не было ничего против, просто я никогда не представляла мамой себя.

Казалось, что материнство природа придумала для других. Для уютных домашних женушек с неиссякаемыми запасами терпения и нежности. Им, а не мне, словно воздух, нужна была кормильно-пеленальная суета с графиком двадцать четыре на семь. Они могли умиляться беззубым улыбкам и как шкатулку с драгоценностями рассматривать содержимое подгузников.