Сыграй со мной в запретную игру

— Это первый прокол. Сейчас станет полегче. Попробуй просто довериться мне, девочка моя.

— Да, мастер, — лепечу послушно, но глаз не закрываю, продолжая наблюдать.

Крови пока нет. Игла уже вошла и вышла с другой стороны, прошив пару миллиметров моего тела (на какую глубину — не знаю и не хочу знать), теперь Олег медленно вытягивает нить.

Я ничего не чувствую. Ну, то есть — почти ничего. Какое-то странное, немного неприятное, но вовсе не смертельное движение на собственное коже все-таки ощущается, но сквозь анестезию — это как во сне…

Я словно наблюдаю со стороны.

Вот нить полностью проходит через мою плоть и стопорится маленьким узелком, который Олег завязал еще в самом начале. Я сама такие узелки раньше делала: только на швейных нитках, а не на хирургических. Забавно.

— Не больно? — спрашивает мой мастер, я отрицательно мотаю головой:

— Нет, — а он уже вытягивает оставшуюся нить в прямую линию, чтобы через три или четыре сантиметра от места первого прокола снова загнать иглу мне под кожу…

Тогда я решаюсь спросить:

— Что это будет? Ну… рисунок, узор…

— Шнуровка крест-накрест, — сразу поясняет мужчина. — Трех крестов на одном бедре и трех на другом будет вполне достаточно для первого раза. Должно получиться красиво.

Он говорит об этом так бесстрастно, словно лепит цветы сливочным кремом на торт или бисерную картину вышивает, но никак не продырявливает иголкой человеческую плоть… Если честно, в это мгновение я вдруг чувствую огромный прилив восхищения и уважения к его мастерству, опыту и невозмутимому спокойствию.

Тут же появляются доверие и первая попытка расслабиться…

Между тем, на втором проколе выступает кровь. Она появляется круглой ярко-красной каплей, и мужчина совершенно отточенным, ровным движением промакивает ее заранее подготовленным ватным диском.

Игла и нить, конечно, тоже в крови, но этого я стараюсь не замечать.

Олег завершает первый стежок и собирается делать второй — тот, что будет крест-накрест по отношению к первому.

Наконец первый крест нитями готов. Я не чувствую по-настоящему сильной боли, разве что неприятные тянущие ощущения в местах проколов, но мужчина почему-то недобро ухмыляется:

— У этого анестетика довольно короткий срок действия, так что каждый следующий крест будет даваться тебе со все большей и большей болью…

— Ты садист, — шепчу я.

— Не ты, а вы, — поправляет Олег. — Не забывай, к кому ты обращаешься. И не забывай, что у нас тут все-таки БДСМ-сессия, а не кружок кройки и шитья… Надеешься обойтись без боли? Не выйдет, детка.

Я молчу выдыхаю, напоминая себе мысленно, что могу остановить пытку в любой момент, но пока все же хочу продолжать: мне интересно, что будет дальше — и действительно ли будет так больно, как он обещает?

Да, действительно будет так больно.

Уже спустя каких-то десять или пятнадцать минут сессия совсем не похожа на то, что было в самом начале. Ощущения — совсем другие.

Да, они нарастают постепенно.

Да, анестетик сдает позиции медленно-медленно, волнами (каждая следующая — сильнее и дольше предыдущей) отдавая мое тело во власть боли… Это как схватки, наверное: конечно, я не рожала и могу судить только по статьям из интернета и рассказам других людей, но сравнение в голову лезет именно такое. В любом случае, боль не постоянна и не одинаково сильна.

Олег прошивает плоть хирургической иглой — это самый болезненный момент. Он длится пять секунд или около того: легко можно посчитать.

Раз… Два… Три… Четыре… Пять…

И когда считаешь, становится легче, если честно: понимаешь, что этому есть конец. А вот если не считать — застреваешь в моменте, и секунды превращаются в невыносимую вечность.

Затем — короткая передышка, во время которой я могу разжать зубы и кулаки и выдохнуть.

Потом мужчина вытягивает нить сквозь сделанный прокол. Это — уже чуть дольше, секунд десять. Но зато не так больно. Скорее какое-то неприятно-тянущее ощущение. Словно отдирают липкий скотч. Или вырывают с корнем волос откуда-то из кожи — долго-долго… На самом деле, очень странные ощущения, которые практически не с чем сравнить.

Может, нечто подобное чувствуют пациенты на операционном столе, когда наркоз вдруг перестает действовать? Я пару раз читала о таких откровенно жутких историях…

Еще передышка.

Новый прокол.

И чем дальше — тем сложнее переносить боль.

Когда Олег заканчивает третий крест на правом бедре — я невольно вскрикиваю. Мужчина снимает ватным диском выступившие капли крови, а другой ладонью накрывает мои губы:

— Тихо…

Я мычу и дергаю головой, чтобы освободиться.

— Хочешь что-то сказать? — спрашивает Олег строго. Я киваю. Он убирает ладонь. — Слушаю тебя.

— Слишком больно… Может, дальше не надо? Пожалуйста…

— Между мастером и его нижней нет слова «пожалуйста», — мужчина качает головой. — Есть стоп-слова. Помнишь их?

Киваю.

— Но на твоем месте я бы немного повременил с тем, чтобы прерывать сессию. Ты можешь сделать это в любой момент. А все самое интересное только начинается…

— Что — интересное? — спрашиваю я жалобно.