Сын

— Когда-нибудь такой же здоровый бычара проделает и с тобой такую штуку.

— Оставь ее в покое, — оборвал брата Пол.

Клинт ткнул Пола кулаком, но тот не поддался. Бедный кроткий Пол. Спустя несколько лет она положит извещение о смерти на комод в его комнате, где кровать все так же аккуратно застелена, книжная полка забита дешевыми вестернами, а горничная раз в неделю бережно смахивает пыль с его выпускной фотографии. Огнестрельное ранение, Арденнский лес. Январь, сугробы по пояс, и Пол, который вырос в прериях Южного Техаса, у него и пальто никогда не было.

Клинт погиб первым, но в Италии. Оба брата отправились за океан, чтобы не вернуться, но в тот вечер они были живы, и впереди — долгие беззаботные годы, и Клинт молча протянул ей ожерелье умершей девочки.

Клинт Жестокосердный. Так она называла брата, хоть он и обижался. Он ловил птиц и мелких животных, снимал шкурки и набивал чучела, похожие на маленькие комковатые подушки; вся комната Клинта была заставлена такими игрушками. Уже в четырнадцать он отлично умел работать руками, но отцу был интересен только Джонас, старший. Клинт лучше держался в седле, гораздо лучше управлялся с лассо; он бросал его, как настоящий мексиканец, из-за головы или снизу, ни одного лишнего движения, и почти никогда не промахивался. Он мог выловить теленка из стада, а тот и опомниться не успевал. Он первым бросался за здоровенными быками или вскакивал на необъезженных лошадей. Джинни не раз видела, как норовистые скакуны вертелись ужом и вставали на дыбы, но не могли сбросить Клинта.

Все без толку. Джонас был старшим, и отец гораздо больше внимания обращал на промахи Джонаса — слишком многочисленные, — чем на победы Клинта. Когда-нибудь ранчо должно перейти отцу, а от него — Джонасу. Все, включая Клинта, знали это. Он как-то два дня провалялся в постели, страдая от похмелья после целой бутылки бабушкиного ежевичного ликера.

Но в конце лета Джонас уезжал и по секрету сообщил ей, что не намерен возвращаться. Тогда она ему не поверила.

Теоретически у Джинни была еще одна часть семьи, со стороны матери. Но другая бабушка умерла задолго до рождения Джинни, так что ее вроде как вообще не существовало. А другой дедушка умер, когда Джинни исполнилось восемь. Он был фермером, откуда-то из Иллинойса, купил участок земли у Полковника. Может, если бы его дочь — мать Джинни — не умерла так рано, они и познакомились бы поближе, но те несколько раз, что дед приезжал к ним, он вел себя скромно и подчеркнуто почтительно, словно совсем посторонний человек. Он не приставал ни к ней, ни к братьям, и как-то раз после его отъезда отец назвал его человеком, который знает свое место.

Много позже она сообразила, что с чисто биологической точки зрения этот тихий фермер гораздо ближе ей, чем Полковник, но поспешила выбросить эти глупости из головы. После кончины второго деда она никогда больше ничего не слышала о родственниках по материнской линии. Да они и не заслуживали внимания: самый жалкий вакеро все равно важнее фермера. Дядя Гленн — вот это фигура. Он был совсем мальчишкой, когда его впервые ранили; она часто представляла себя на его месте, как она отважно прикрывает отца с тыла, потом хватается за сердце и мгновенно безболезненно умирает. Гленн, разумеется, не погиб. Но она бы — обязательно. И в ее честь назвали бы школу, и поставили памятник, и училка страшно пожалела бы, что позволила Перри Мидкиффу отобрать у нее серебряное колечко Полковника.

После смерти Полковника бабушка переехала в Даллас и появлялась на ранчо лишь несколько раз в год убедиться, что все в порядке. Джинни по ней не скучала. Бабушка вечно заставляла ее умываться и переодеваться к ужину — братья были избавлены от этой тягомотины, — отскребала грязь с ладошек, чистила ей ногти железной палочкой. Братцев она, правда, грозила отстегать арапником, если будут вести себя неподобающим образом или произносить слова, которые не пристало слышать дамам. К счастью, бабушка приезжала не слишком часто.

Вот так и вышло, что Джинни была единственной женщиной в доме, когда в двенадцать лет с ней случилось все это; она со всех ног бросилась к отцу, едва не наступив по пути на змею. Он мгновенно понял, в чем дело, даже без объяснений, — вероятно, был готов к чему-то подобному, — неистово зазвонил в колокольчик, вызывая прислугу. Дожидаясь горничной, оба молчали. Отец, кажется, был смущен даже больше, чем она. Хорошо, что братьев рядом не оказалось и что все это произошло не в школе и не в церкви. Вообще-то все сложилось наилучшим образом, она просто гуляла в одиночестве вокруг водяных резервуаров, изучая следы зверей.

— Бабушка ничего тебе об этом не рассказывала? — растерянно спросил отец, вновь беря в руки колокольчик. — Да куда они все подевались?

Она пожала плечами.

— Ну, с научной точки зрения это означает, что ты становишься женщиной. И твое тело готовится к тому, что когда-нибудь, через много лет, ты выйдешь замуж.