Сын

Во сне я вижу Педро и его вакерос, тела их в ряд разложены во дворе. Распахнутые рты, открытые застывшие глаза, над ними роятся мухи и пчелы. Вот он на кровати, в ногах — мертвая дочь, рядом — мертвая жена. Видел ли он, как их убивали? Узнал ли в стрелявших своих друзей?

17 сентября 1915 года

Салли перебралась в отдельную спальню. Гленн все еще в Сан-Антонио; мы по очереди навещаем его. Пилкингтон ничего толком не говорит. Вакерос подозревают, что тут не обошлось без черной магии, мол, это козни брухо[67].

За ужином Салли спросила:

— Полковник, какую премию вы назначали за убийство волка?

— Десять долларов за шкуру. Столько же за пуму.

— А сколько, по-вашему, стоит мертвый мексиканец?

— Прекрати, — не выдержал я.

— Я просто спрашиваю, Пит. Это разумный вопрос.

— Не думаю, что придется назначать премию, — вмешался Чарлз.

— То есть десять долларов — это слишком много? Или наоборот — мало?

— Я бы предпочел прекратить этот разговор. Раз и навсегда.

— Я что-то не возьму в толк, Питер, ты хоть немного огорчен? А остальные понимают это? Как вам кажется, Питер выглядит расстроенным?

Общее молчание нарушил Полковник:

— У Пита свой способ справляться с проблемами. Оставь его.

Метнув разъяренный взгляд в сторону отца, она вскочила и унесла в кухню свою тарелку. Меня она уже давно ненавидит.

Мы не одиноки в своих страданиях, пытаюсь я себя утешить. Две недели назад сожгли железнодорожный мост в Браунсвилле (в очередной раз), перерезали телеграфную линию, двух белых застрелили в толпе рабочих. Убито около двадцати теханос — это те, о которых хоть что-то известно. Третья кавалерийская бригада ведет регулярные бои против мексиканской армии на границе, перестреливаются через реку. Трое кавалеристов убиты инсургентами недалеко от Лос-Индиос, а в Прогресо, на мексиканской стороне, выставлена на шесте голова пропавшего американского рядового.

Есть и хорошие новости: в воздухе носятся свежие запахи, земля оживает. Дожди продолжаются, цветут аделии и гелиотропы, в ветвях анакахуиты[68] порхают колибри и синекрылые бабочки, благоухают эбеновые и гваяковые деревья. Облака пламенеют в свете заката, сверкает под солнцем река. Но не для Педро. Для Педро наступила вечная тьма.

1 октября 1915 года

Проснулся на стуле у кровати Гленна с мыслью, что если просижу здесь подольше, то придет мать и поболтает со мной. Мне всегда нужны были другие люди, чтобы прогнать призраков. Я бреюсь, разглядывая в зеркале незнакомое лицо; черты искажены, как у покойника.

3 октября 1915 года

Вернулся домой. Из Ларедо приехал судья Пул, сообщил, что Педро Гарсия в течение восьми лет не платил налоги. Я понял, к чему он клонит. И чуть со стыда не сгорел. В ушах зашумело, я едва разбирал, что он говорит.

Судья озадаченно взглянул на меня.

— Звучит сомнительно, — выдавил я.

— Пит, налоговый реестр Округа Уэбб в моем ведении, я проверял вместе с Брюстером из Диммита.

— Все равно не верю.

Пул затрясся, как простокваша в ведерке. Он осознавал, что его в открытую назвали лжецом, но я был сыном Полковника, за которого он голосовал. Судья повторил, что штат Техас официально предлагает нам выкупить земли Гарсия, двести участков, за сумму, равную неуплаченным налогам.

— Шериф Грэм уже официально наложил арест на землю.

— Я думал, такие новости объявляют публично и официально.

— Так и есть. Официальное объявление вывешено на дверях суда, но, кажется, его никто не заметил, поскольку сверху уже наклеили несколько новых. Откровенно говоря, не пойму, почему спекулянты из янки должны затевать аукцион и устраивать свару из-за земель, которые по праву принадлежат вам.

С пылом коммивояжера, как и все обманщики, с убежденностью проповедующего Христа… Тот факт, что спекулянтов-янки давным-давно распугала здешняя стрельба, не имел никакого значения. Но выхода не было… Извинившись, я сказал, что несколько растерян из-за болезни Гленна. Он кивнул и ободряюще похлопал меня по руке своей скользкой лапой.

Надеюсь, что упоминанием имени Гленна в корыстных целях я не обрекаю себя на адское пламя, хотя, наверное, согласился бы, помоги это избежать общества Пула. Отговорка сработала, но, отпуская меня (из моей собственной гостиной), Пул заметил, что небольшая компенсация за его хлопоты будет принята с благодарностью. Я готов был сунуть сто баксов, но он будто прочел мои мысли. Десять тысяч — вполне справедливо, правда же?

Пул мог предложить этот участок кому угодно, но у Рейнолдсов и Мидкиффа (как и всех остальных скотовладельцев Техаса) были сейчас проблемы с деньгами, а Полковник тратил баснословные суммы на покупку нефтяных скважин, и нас, видимо, считали богачами. Все любят неудачников. Пока они не на вашей стороне.