Сын аккордеониста

Он вновь сменил тон и на какое-то время стал тем хосебой-скоморохом, который смешит Мэри-Энн или Эфраина: «Хотя, по правде говоря, заплатили мы мало. Всего год в тюрьме, и на тебе, амнистия. Вот повезло, правда, Давид?» – «О чем конкретно ты говоришь?» – спросил я его. «Я думаю о главной теме своего выступления: о предательстве, – сказал он. – Но оставим это. Очень тебя прошу, товарищ». Потом он снова повторил, что не способен говорить откровенно и что нет ничего, что бы так его раздражало, как доверительный тон. «Я могу исповедоваться только перед широкой публикой, – продолжил он, не дав мне возможности возразить. – Поэтому я никогда не был у психиатра. Понадобились бы двадцать психиатров, чтобы заставить меня говорить, двадцать, как минимум. Гонорара за авторские права на это не хватит». И он продолжал в таком духе до тех пор, пока мы вновь не присоединились к Мэри-Энн и Хелен.

11

Сегодня состоялось выступление. Собралось, как обычно, около сорока человек, и Хосеба, когда он вошел в аудиторию, был очень серьезен. На нем красовался красновато-коричневый пиджак и белая рубашка. Мэри-Энн надела платье жемчужно-серого цвета. Представление, которое сделал Дональд, было очень коротким, и Хосеба прямо перешел к делу, поблагодарив присутствовавших за то, что пришли, – Thank you for coming. Он рассказал о Стране Басков и упомянул Гернику Пикассо, чтобы соотнести то, о чем он говорил, со всем известной картиной. «Мы с Давидом именно оттуда, из Герники. Мы родились очень близко от этого города». На расстоянии девяти тысяч километров оттуда это утверждение можно было считать точным.

Несмотря на его акцент, выступление было хорошо воспринято, и публика ему зааплодировала. Тогда к кафедре подошла Мэри-Энн, чтобы представить первые тексты. «Речь идет о трех коротких рассказах или, лучше сказать, о трех признаниях». Хосеба, должно быть, осознал весь масштаб долгих девяти тысяч километров, что отделяли его от публики, потому что вновь подошел к микрофону, чтобы добавить некоторые сведения: «Возможно, здесь, в Соединенных Штатах, следует напомнить, что война в Стране Басков не закончилась бомбардировкой Герники; в том или ином виде конфликт продолжался. Причем настолько, что многие из молодых людей, которые в конце шестидесятых годов решили взяться за оружие, считали себя в состоянии войны с испанским государством. В рассказах, которые вы сейчас услышите, в качестве главных героев выступают трое таких юношей. В них речь идет о том, что произошло с ними в самом конце диктатуры. О чем-то очень своеобразном». Хосеба улыбнулся мне и добавил на своем неправильном английском: «I'm sorry for this tricky way to create suspense» – «Прошу прощения за несколько жульнический способ пытаться вас заинтересовать». Члены Книжного клуба улыбнулись.

Я нервничал в ожидании чтения текстов. Представлял себе, что имел в виду Хосеба под «чем-то очень своеобразным». Глэдис, которая в свои восемьдесят лет является самым старым членом клуба, обратила внимание на то, что я беспрестанно покачиваю ногой. «Если так и дальше будет продолжаться, ваш ботинок взлетит, Давид», – сказала она мне слегка шутливым тоном. Когда я попросил у нее извинения, она добавила: «Обо мне не беспокойтесь. У меня летающие ботинки давно уже не вызывают страха». Глэдис немного напоминает Генерала Шермана. Ее жизнь была долгой, и теперь она спокойна.

Публика с жаром аплодировала сочинениям Хосебы. Как признаниям, так и рассказу, посвященному снегу, а также повествованию о Тоширо. Затем, во время обсуждения, Хосеба вновь обрел свой привычный юмор. «Вы полагаете, чтобы стать писателем, нужен особый дар?» – спросил его один из членов клуба. «В моем случае нет. Со мной происходит то же, что с ослом из сказки: я играю на флейте по чистой случайности. В действительности же я осел. Осел, который пишет». Люди засмеялись.

Около семи часов мы поужинали на террасе библиотеки. А в девять были уже на ранчо.

Перед тем как лечь спать, я включил свой белый компьютер и обнаружил в ящике электронной почты послание от Хосебы. Он посылал мне рассказы, которые мы прослушали в библиотеке. «Чтобы ты смог более тщательно проанализировать мою правду». – «Не думай, что я удивился, познакомившись с ней, – ответил я. – Но в любом случае, я прочту рассказы и выскажу тебе свое мнение».