Сын аккордеониста

Мы попросили вторую бутылку шампанского, и в пансион вернулись весьма навеселе. «Позвони Масако и скажи ей, что ты остаешься с нами, камикадзе!» – сказал ему ликующий Трику. «Птичка из Осаки всегда возвращается в Осаку», – возразил Тоширо. На свой манер он повторял баскское изречение, которому научил его Хосеба: Orhiko txoriak Orhira nahi – «Птичка из Ори мечтает об Ори».

На следующее утро, когда мы завтракали, мы увидели в газете старую фотографию Папи рядом с изображением разрушенного здания. Заголовок гласил, что триста килограммов динамита до основания разрушили Мореходный клуб Бильбао и что следы теракта вели к одному из самых опасных членов организации.

8

В такой же день, как сегодня, двадцать три года тому назад, я узнал, что умерла моя мать.

Мы с Хосебой, Трику, еще одним товарищем, которого мы называли Карлосом, находились в резерве во французской деревеньке Мамузин неподалеку от По. Мы работали на огромной молочной ферме вместе с другими émigrants espagnob [20], выжидая, когда наступит, выражаясь словами Карлоса, «момент, чтобы продолжить борьбу». Папи сообщил нам в письме, что осенью нам предстоит пересечь границу для проведения особой акции.

Жизнь, которую мы вели в Мамузине, была противна Хосебе, и он все время выражал свое недовольство. Помню, как-то утром, когда мы чистили хлев, он потерял терпение и принялся ругаться так яростно, что наши андалусские товарищи прервали работу и уставились на него. Я сделал вид, что в этом нет ничего особенного, и упрекнул его, что он жалуется несправедливо; что запах навоза может быть не менее приятен, чем аромат роз. Тогда он пригрозил мне вилами, заявив, что если я еще раз повторю такое, навозный фронт нашего движения за освобождение получит своего первого мученика. Он шутил, но выражал то, что чувствовал. Он был очень зол. И не столько из-за работы, хотя она ему ужасно не нравилась. И не из-за Пали, который послал нашу группу на эту ферму вместо того, чтобы, например, послать нас в Париж. Истинным виновником его плохого настроения был Карлос. Как говорили в то время, между ними происходила «плохая химическая реакция».

Карлос был очень серьезным, очень сухим и ужасно педантичным. Представляя нам его, Папи сказал: «С этим ответственным за группу вы будете в полной безопасности. Он не любит неожиданностей. Он готов посвятить пять часов подготовке пятиминутного дела». И он не преувеличивал. Карлос был просто помешан на «подготовке» и, едва закончив работу на ферме, запирался в своей комнате, чтобы изучать планы (здания министерства в Мадриде, например), или принимался изучать теорию (помню название одной из его книг: Последствия колониализма в Третьем мире). В противоположность ему Хосеба не посвящал вопросам политики и борьбы ни одной минуты. Он только что открыл для себя «американский черный роман» и все время занимался тем, что читал произведения Росса Макдональда, Раймонда Чандлера или Дэшиля Хэммета. Кроме того, он собирался опубликовать свою первую книгу под псевдонимом «Рамон Гармендиа». На собраниях после первых двадцати минут он начинал смотреть на часы и тысячью способов демонстрировал скуку. Для Карлоса такое поведение было нестерпимо.

Разрыв наступил в конце июля, когда мы находились в Мамузине уже около месяца. После ужина Карлос обычно делал пробежку, потому что, как он говорил, подготовка к борьбе требовала в первую очередь «хорошей физической формы». В тот день он решил проявить характер и потребовал, чтобы мы делали то же самое. Ему казалось, что мы физически слабые. Мы должны упражняться, бегать вместе с ним. Хосеба стал смеяться: «Только этого нам не хватало после того, как мы целый день убирали навоз!» Потом встал со стула и покинул сборище, усиленно размахивая рукой в знак несогласия. «Я не против, но в это время мне надо работать», – извинился Трику. В Мамузине он выполнял обязанности повара. «Извини, Карлос, но мне кажется, Хосеба прав. Достаточно тех физических упражнений, которые мы делаем каждый день», – сказал я, и таким образом позиция Хосебы получила поддержку. «У вас очень слабая дисциплина», – резко упрекнул нас Карлос. С той поры он стал еще более сухим и почти не подходил к нам. Предпочитал проводить свободное время, болтая с андалусскими эмигрантами, поскольку, как он любил повторять, было необходимо познавать и «другую социальную реальность».