Сын аккордеониста

У меня осталось много фотографий, сделанных в том учебном году. Вот и теперь вслед за первой я беру в руки ту, что была снята пять месяцев спустя у она представляет для меня наибольший интерес, вернее, лучше всего иллюстрирует то, о чем я пишу в Стоунхэме. Она датирована 3 мая 1966 года, днем, когда мы открыли новую мастерскую Адриана в двух километрах от лесопильни. Помимо компании, представленной на первой фотографии, здесь еще присутствуют Лубис, Убанбе, Опин и Панчо; Лубис – потому что я попросил его об этом; Убанбе, Опин и Панчо – потому что это они построили мастерскую, деревянный домик, очень похожий на тот, где мы занимались. В углу фотографии можно увидеть Дымящийся мангал, а далее, на заднем плане, речную заводь, которая, благодаря своим природным характеристикам – она имела овальную форму и утес, с которого устремлялся вниз небольшой водопад, – была известна под названием Купальня Самсона.

После завершения обеда, которым мы отметили открытие мастерской, Лубис, Панчо и Убанбе горной дорогой вернулись домой: «Нам, крестьянам, приходится работать больше, чем учащимся», – сказал Лубис, – а остальные отправились в городок с намерением выпить чего-нибудь в ресторане на площади; мы шли весело, посмеиваясь над остротами Редина по поводу трудностей, которые таит в себе пешая ходьба. «Выпивать следует только в цивилизованных местах, где ты поднимаешь руку и тут же останавливается такси», – через каждые сто метров повторял наш преподаватель, с жаром объясняя нам «связь между алкоголем и мудростью» или «почтенный обычай носить учителей на носилках, существовавший в Древнем Риме».

Громче всех смеялись Виктория и Адриан, которые тоже были слегка навеселе, а единственным исключением был Сесар, внимавший своему коллеге с лицом серьезным, как никогда. «Вы, естественники, должны бы выпивать больше», – упрекнул его Редин, когда мы уже подходили к лесопильне, где по обеим сторонам дороги грудились штабеля досок. «Я тоже много пью, но меня алкоголь вгоняет в тоску», – отвечал тот.

Ходили слухи – до нас их донесла Виктория, – что когда-то он был женат на своей однокурснице, но в тот период, когда у него возникли проблемы и его выгнали из университета, она его бросила. По мнению Виктории, именно это было причиной его суровости и беспокойства, заставлявших его выкуривать одну сигарету за другой. Но я не слишком доверял тому, что рассказывала одноклассница. Как однажды сказал тот же Сесар, она была склонна смешивать арифметику с «литературой».

Лесопильня имела два входа, один вел в жилище Адриана и Хосебы, а другой использовался для грузовиков, которые привозили древесину. Перед этим входом на цементном полу в рамке было выведено название лесопильни: «Древесина Обабы». Я увидел, как по этой рамке, прямо по буквам, взад-вперед ходит Мартин.

Я разволновался. После того инцидента с журналом мы с ним и словом не обменялись. Кроме того, мне прекрасно был известен этот способ двигаться, характерный для Мартина, это хождение взад-вперед, и я понял: что-то неладно. Когда наша компания подошла, он остановился в центре рамки. Кулаки его были сжаты; казалось, он готов был к драке. «Вот и наш боксер, замечательным образом занявший место на ринге», – сказал Адриан. Шутка была уместной, и все рассмеялись.

Когда смех прекратился, установилась самая настоящая тишина. Было воскресенье: машины по шоссе не ездили; собаки не лаяли; все станки на лесопильне были отключены. Рабочие отдыхали по домам. «Почему ты не пришел на обед, Мартин? Я оставил тебе сообщение в гостинице», – сказал Адриан, подходя к нему. Мартин отстранился от него, отступив в угол рамки. Оттуда он смотрел на нас. «Терезе очень плохо. Нам позвонили из гимназии. Она, возможно, умрет». Он наконец разжал кулаки и обхватил руками щеки. «Что с ней, Мартин?» – спросил Хосеба. Виктория закрыла лицо.

Я увидел Моро, ослика, на котором Панчо возил обед дровосекам. Он стоял на лужайке по ту сторону шоссе, между двумя штабелями досок. Голова у него была поднята, словно он тоже хотел знать, что происходит. Но Мартин ничего не говорил. Он вновь принялся расхаживать, не выходя за пределы рамки как узник по тюремной камере.

«Не поли же она подхватила! – воскликнула Сусанна. – Я слышала, отец говорил, что в Сан-Себастьяне эпидемия». Она и все мы стояли, выстроившись шеренгой, параллельной одной из сторон рамки. «Твой отец очень хорошо осведомлен, – резко ответил Мартин. – Но он мог бы вовремя сделать ей прививку. Во Франции прививки делают всем детям и подросткам. Нам это сказала двоюродная сестра моей матери». – «Так у Терезы поли, полиомиелит», – сказал Хосеба упавшим голосом. «А виноват твой отец! Он дрянной врач!» – закричал Мартин, поворачиваясь лицом к Сусанне. Кулаки его снова сжались.