Читаем Сын аккордеониста полностью

Ближе всех к Мартину стояла Сусанна, за ней все остальные: Адриан, Паулина, Хосеба, Виктория, Редин, я и Сесар. «Успокойся, – сказал Сесар с другого конца шеренги. Все взгляды устремились на него. – Для того чтобы врач назначил вакцинацию, он прежде всего должен располагать вакциной. А в Испании это требование не выполняется. Во Франции да, а здесь нет. Мы более отсталые». Мартин прореагировал не сразу. Он медленно направился к Сесару, ничего не говоря. «Ты ведь коммунист, правда?» – наконец спросил он. «Не говори глупостей», – ответил ему Сесар. «Всему городку это известно», – настаивал Мартин. «Не заводись сейчас с этой историей! Сейчас не время!» – попросил его Хосеба, делая шаг вперед и вступая в рамку. Адриан, Паулина и Виктория сделали то же самое, и вчетвером они окружили Мартина. Хосеба крикнул: «Почему ты сказал, что Тереза может умереть?» – «Ты что, не слышал? – Мартин тоже кричал. – Нам позвонила директриса гимназии». – «Но что точно она сказала?» – спросила Паулина. «Что у нее температура выше сорока. Она бредит». Бредит. Мартин дважды повторил это слово. Оно в тот день оказалось для нас новым и произвело сильное впечатление. «Разве можно умереть такой молодой!» – воскликнула Виктория, разрыдавшись.

Ее плач очень странно звучал в том месте, где обычно был слышен лишь шум, производимый пилами. «Она не умрет. Успокойтесь, – убежденно сказал Сесар. – Возможно, ее частично парализует, как мою жену. Но она не умрет».

Как мою жену. Эти слова оказались решающими, они кардинально изменили направление беседы. «У твоей жены был полиомиелит?» – спросил Мартин. «Она слегка прихрамывает. И одна нога у нее чуть тоньше другой. И это все», – сказал Сесар. «Разве это мало – остаться хромым? Многие предпочли бы умереть!» – Мартин по-прежнему демонстрировал неприязнь. «Не говори глупостей, пожалуйста!» Сесар бросил сигарету, которую он курил, на землю. Все еще дымя, она упала в паре метров от рамки.

Мартин сел на землю. Он казался обессиленным. «Пошли ко мне домой. Поговорим там спокойно», – сказал ему Адриан. Мартин отрицательно покачал головой. «Миелит, – неожиданно сказал Редин, отчетливо произнося каждый слог. – Ми-е-лит. Вы должны знать, что корень «миел» происходит не от латинского mel, mellis, он не имеет ничего общего с пчелиным медом. Он происходит от греческого myelys. Myelys: костный мозг». Волосы у него были взлохмачены, и говорил он как лунатик.

«Какие сигареты ты куришь?» – спросил Мартин у Сесара, глядя на тлевший на земле окурок и словно забыв о состоянии сестры. «Он курит «Жан». Все естественники курят темный табак, и мой коллега не исключение, – сообщил ему Редин. – Мы же, гуманитарии, предпочитаем светлый. Я в последнее время перешел на «Данхилл». Возьми мои, если хочешь». Но Мартин отказался от его сигареты. Он встал и пошел вперед, остановившись перед Сесаром. «Я никогда не пробовал твоих. Дай мне одну, если ты не против».

Сесар протянул пачку «Жана» Мартину. Пачка была красивая, красно-черного цвета, по низу шел орнамент, имитировавший шахматные клетки. «Все вы, коммунисты, похожи друг на друга. Все худые, с толстыми стеклами», – сказал Мартин. «Правда это или нет, коммунист?» – съязвил он, похлопывая Сесара по щеке.

Я не смог сдержаться. Я бросился на Мартина и толкнул его так, что он вылетел за пределы рамки. «Оставь людей в покое!» – крикнул я, грозя ему кулаком. Я хотел ударить его, разбить челюсть. «Спокойно, Давид», – сказал мне Сесар, хватая меня за пояс и стараясь оттащить в сторону.

Мартин раскрыл руки. «Не вздумай бить меня здесь. Ты что, не видишь, что я за пределами ринга?» – сказал он, указывая на линии рамки. Подошел Хосеба и встал между нами: «Только вот драк нам не хватает. Тереза при смерти, а вы драться собрались!» Я отступил и позволил Сесару и Хосебе оттащить меня от Мартина. Я уже не испытывал ярости, мне только хотелось плакать. «Не стоит драться, Давид. Хотя у меня возникло то же желание, что и у тебя», – сказал Хосеба.

Адриан пошел к другому входу на лесопильню, к себе домой. «Сегодня по телевизору футбольный матч. «Арсенал» – «Барселона». Кто хочет посмотреть, пошли со мной», – сказал он. «Пойдем, Сесар?» – спросил Редин. Сесар не возражал: «Неплохая идея, Давид. Пошли с нами, посмотрим матч». – «Пойдем», – присоединился к нему Хосеба.

Мартин положил мне руку на плечо: «Ты все еще не простил мне историю с журналом?» Я перевел взгляд на лужайку, откуда на нас взирал Моро. «Вижу, что нет, – заключил Мартин. – А вот я как Тереза. Я все прощаю. Даже толчки». К нам подошел Хосеба. «Когда ты поедешь к Терезе?» – спросил он Мартина. «Прямо сейчас». – «Передай ей, чтобы она мужалась. Скажи, что мы приедем навестить ее, как только сможем». Мартин повернулся ко мне. «Ты тоже? – спросил он. – Тоже поедешь?» – «Конечно поеду», – ответил я. Мартин обратился к Хосебе: «Она здорово обрадуется, когда узнает. Такова жизнь, Хосеба. Ты ее друг, а Давид – ее любовь».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза