Сын боярский

– Извините меня, пожалуйста, я не специально и больше так не буду, – пролепетал он.

– Ишь ты, не специально. Ты еще скажи случайно, видимо, из-за недостатка разума. Всыпать бы тебе с десяток плетей за это, глядишь, поумнеешь!

– Я сказал, что он не виноват или ты мое слово под сомнение ставить вздумал?! – сказал я и как бы ненароком положил руку на навершие сабли, а затем обратился к Данилке: – Иди домой, тебе здесь больше нечего делать.

Дважды повторять не пришлось, и Данилка, коротко поклонившись мне, быстро пошел с торга.

– Да вы посмотрите только! С каких это пор воров, пойманных на месте, без наказания отпускают?! – закричал Петруха.

После этого практически все люди на торге обратили на нас свои взоры. Я почувствовал неловкость от того, что они смотрят на меня, но, собравшись с духом, приготовился отстаивать свою точку зрения, успев посмотреть, что Данилка уже покинул торг. В этот момент из амбара при лавке вышел эконом Козьмодемьянского монастыря отец Варлаам и обратился к Петрухе:

– Брат Пётр, что случилось? Что ты кричишь, зачем торг баламутишь?

– Дак вот, отче, один мальчишка хлеб украл, а этот его отпустил, – показав на меня пальцем, ответил Петруха.

– Да ты, холоп, видимо, из ума вышел, раз смеешь так говорить! – гневно сказал я и уже собрался вразумить его парой ударов, как дорогу мне преградил отец Варлаам.

– Брат Василий, прости его, неразумного, ради Бога, – примиряющим тоном сказал он. – Расскажи лучше, что тут произошло.

Я вкратце рассказал свою версию, после чего отец Варлаам, выслушав меня, ненадолго впал в раздумья и было от чего: Петруха хоть и был холопом, но имел немалое влияние на торговые дела монастыря, и просто так отринуть его аргументы было нельзя.

– Получается, что твое слово против слова брата Петра. Тут надо разобраться, опросить еще людей, может, кто-нибудь подтвердит сказанное, – поразмыслив, сказал монастырский эконом.

– Здравствуйте, отче. Не надо никого опрашивать, я все видел и подтверждаю слова Василия, – сказал, неожиданно выйдя из-за моей спины, мой непосредственный начальник Сергей.

– И я тебе, брат Сергей, здоровья желаю. Ну что ж, видно, брат Пётр ошибся, – с явным разочарованием сказал отец Варлаам. – Значит, и рядить здесь нечего, да и пора кончать этот разговор, а то торговля стоит.

– Да, вы правы, отче, – сказал мой десятник и обратился к лавочнику: – А ты, Петруха, видно, забыл, что Бог все видит и воздает за грехи наши, и оскорбляя ближнего своего, можно здоровья лишиться по воле Его.

Петруха от таких слов аж побледнел, явно представив себе воздаяние Божие, после чего принес извинения. Я с трудом сдержал смех, видя, как на глазах похудела его холеная рожа. И тут от вида его лица мне вспомнился голодный взгляд младшей сестры Данилки, и я, поразмыслив немного, задал вопрос отцу Варлааму:

– Извините, отче, я знаю одну семью, у них отец недавно умер, и они недоедают, хотелось бы им помочь прикупить муки ржаной.

– Помогать ближнему своему – это дело богоугодное и правильное, и твое желание похвально. Брат Пётр, сколько у нас пуд ржаной муки стоит?

– Пять копеек без двух полушек, – ответил, приходя в себя, Петруха.

– Замечательно, у меня как раз пять копеек и есть с собой, – ответил я.

– Да, но надо еще мыто заплатить в одну копейку, итого получится шесть.

– У меня не хватает, но я могу завтра донести.

– Не волнуйся, брат Василий. Раз дело благое, мыто лавка возьмет на себя, – вмешался в торг отец Варлаам.

– Спасибо, отче, – затем я положил деньги на прилавок и обратился к Петрухе: – Я вечером товар заберу.

Закончив с делом, мы разошлись: отец Варлаам обратно в амбар, а мы с Сергеем на пост, при этом десятник направил меня на противоположный край торга, дабы, как он сказал, «глаза монастырским не мозолить». По пути на пост Сергей похвалил меня за то, что я купил у них товар, ибо серебро завсегда сглаживает подобные случаи, особенно это касается отца Варлаама, который только два года принял постриг, а уже имел чин эконома. И это неудивительно, ведь в миру он был торговцем (возил товар из Великих Лук во Псков и обратно), а когда состарился, передал свое дело сыновьям и ушел в монастырь, где ему сразу нашлось подходящее дело. Так что ссориться с отцом Варлаамом не следовало: не монастырь, так его сыновья могли устроить мне «хорошую жизнь», и, как следствие, я воспринял приказ стоять на посту у кузнечной лавки с некоторым облегчением. Кроме того, Сергей, дабы подбодрить меня, решил поставить мне пиво в кабаке, что у Козьмодемьянского храма, а надо сказать, что он был лучшим в Запсковье.