Весь остальной день прошел спокойно, если не считать постоянно возникающих споров о ценах на товар, которые нашему брату приходилось останавливать. Особенно это касалось кузнечных лавок, в них, предчувствуя скорую войну, подняли цены. В общем, без особых проблем наш десяток дождался окончания рабочего дня и, сдав пост ночной смене, начал расходиться по своим делам. Я, как и задумал днем, взвалив на плечи мешок ржаной муки, отнес его в дом Данилки. Сложно описать словами ту радость, с которой восприняли мой дар Марфа, мать Данилки, и его сестры, сам же он дома отсутствовал – был на работе в лодочной мастерской. Меня даже попросили остаться на ужин, но я, памятуя об их бедственном положении, благоразумно отказался, сославшись на то, что меня ждет десятник. Пообещав навестить их в скором времени, я распрощался и направился по своим делам.
Площадь у Козьмодемьянского храма была самой большой в Запсковье, но, несмотря на это, здесь не было ни одной торговой лавки, дабы не затруднять проезд через мост, ведущий в центр Пскова. Исключением из правил был местный кабак, который, понятное дело, стоял костью в горле у всех священнослужителей города – даже сам архиепископ просил его снести, но сделать это было никак нельзя, ибо доход с сего питейного заведения, как, собственно, и всех подобных, шел напрямую в государеву казну, а ссориться с царем, как известно, себе дороже. В итоге доходило до смешного: священник, отец Алексий, во время службы увещевал не ходить в кабак, а многие горожане, выслушав проповедь, выйдя из храма, немедленно направлялись проверить свою стойкость к зеленому змию, но, как правило, проигрывали в этой борьбе. Так что люди, уставшие за день от трудов праведных, тянулись сюда во множестве, даже приходилось выставлять столы на улицу, дабы удовлетворить всех желающих. Этот вечер исключением не стал, и я, пришедши к кабаку, вынужден был потратить немало времени, чтобы найти товарищей.
Мы заняли стол в дальнем углу кабака – не самое хорошее место, но лучше, чем на улице. Кроме меня и Сергея с нами сидел Алексей да еще трое из другого десятка нашей сотни: десятник Иван Николаевич да его подчиненные Андрей и Прохор. Вообще, надо сказать, в кабаке было много детей боярских из разных сотен, в основном, конечно, зажиточных, но встречались и худые вроде меня. Иван со своими людьми был не из бедных, но этим старался не выделяться – одевался в хорошую, но неброскую одежду, и люди в его десятке старались соответствовать своему командиру, да и в общении он был прост, чего не скажешь об Андрее, который считал людей беднее себя и ниже родом чуть ли не холопами. Иван же был убежден, что раз ты сын боярский и дворянин, значит, брат по оружию, и делить промеж собой нужно поровну. Кроме того, он считал, что честный и правильный поступок сродни боевому подвигу, но этим качеством обладал и мой десятник Сергей, который, конечно, уже рассказал о сегодняшнем происшествии в хвалебных тонах.
– Это ты хорошо сегодня поступил, – обратился ко мне Иван, уже явно во хмелю, – не каждый нынче нуждающимся помочь в беде готов, особенно если у самого в кармане пусто. Надо бы тебе за это кружку пива поставить.
– Я ему уже поставил, – сказал Сергей, – сейчас принесут.
– И что с того? Пускай еще принесут.
– Спасибо большое, но я ничего такого не сделал… – ответил я.
– Ешь, пей и радуйся! Когда ты еще себе это позволить сможешь при твоих то доходах, – вставил свое слово Андрей.
– Да что ты опять про деньги, есть кое-что и поважнее, – ответил ему Иван.
В это время мне как раз принесли обещанное пиво с вареной рыбой в придачу, после чего мы все выпили за честь, которую нельзя измерить материально. Дальнейший вечер прошел в рассказах о ратных подвигах моих старших товарищей и сопровождался обильными возлияниями, при этом Иван сильно налегал на водку, опустошив полштофа. Он быстро захмелел – стал смурным и озлобленным, и, видя это, Сергей попытался образумить друга:
– Иван, пей, но не забывай: тебе завтра на пост вставать, а ты ведешь себя так, как будто кого то оплакиваешь.
– Спасибо за напоминание, а ведь повод выпить у меня действительно есть. Вчера узнал, что одну мою деревню, Сенную, в Вышгородском уезде, сожгли какие-то ливонские воры. Большая была деревенька в десять дворов с пятнадцатью мужиками, не считая баб и детей. Да ладно бы просто ограбили, дак ведь всех людей увели, а кого не увели, зарубили, даже детей не пощадили, – сказал Иван и опустошил стопку.
К такой смене разговора никто не был готов, все за столом замолчали и посмотрели на Ивана. Просидели так долго, сложно было найти слова в утешение, пока слово не взял Сергей:
– Кхм… Знаешь, Иван, а ведь ты не первый. Слушок прошел из разрядного приказа, что в ваших местах уже два месяца какой-то немец с ливонской стороны ходит, на нашей границе деревни жжет и людей в полон забирает. Говорят, у него даже замок свой имеется.
– А что же сторожа береговая? Куда они смотрят, нашли бы уже давно! – сказал Алексей.