А под вечер весь личный состав редута был выстроен за небольшим скатом у землянки. Ждали Нахимова.
Поднимаясь по склону, адмирал говорил одному из своих флаг–офицеров:
— Воистину удивителен наш моряк! Казалось бы, от земли отвыкнуть должен с парусами да вантами, а глядишь, он, как истый сапёр, вгрызается в грунт да под землю уходит, коли надобно-с…
Прозвучала команда:
— Равняйсь! Смирно!
Нахимов прибыл на редут, чтобы вручить награды отличившимся в последних боях. В ответ на приветствие адмирала прокатилось «ура!». Адъютант развернул и стал зачитывать фамилии. Павел Степанович сам прикалывал награждённому орден или медаль, говорил каждому благодарственные слова.
Адъютант хотел выкрикнуть очередную фамилию, но, что-то вспомнив, остановился. Негромко сказал Нахимову несколько слов. Тот улыбнулся, кивнул.
— Канонир Лоик Евтихий Иванов! — прозвучал глуховатый, чёткий голос адмирала.
Бородач на мгновение опешил — не ожидал он вызова самого Павла Степановича!
— Мы ждём тебя, голубчик, — ласково повторил он.
Лоик вышел вперёд, печатая шаг, направился к адмиралу.
— Матрос второй статьи…
Павел Степанович перебил:
— Знаю, знаю, командир редута докладывал о тебе… Наградной лист направлен по инстанции, а пока.. За воспитание канонира Николая Пищенко примите от меня. — Адмирал протянул Лоику золотую пятирублёвку.
Старый матрос никогда не тушевался перед офицерами, держал себя с достоинством, а тут растерялся на радостях. Он низко поклонился Нахимову:
— Благодарствую, ваше превосходительство.
Офицеры улыбнулись неуставному ответу. Нахимов обхватил Лоика за плечи и, повернувшись к своим помощникам, произнёс:
— Вот кого-с нам нужно возвышать, господа! Учить возбуждать смелость, геройство, ежели мы не себялюбцы, а действительные слуги Отечества. — Адмирал отпустил плечи Евтихия. — Я тебя не задерживаю, голубчик.
Вновь раскрыв список, адъютант громко произнёс:
— Пищенко Николай!
Нужно сделать два шага вперёд, но ноги словно приросли к месту. Наконец Колька оторвал от земли тяжёлые сапоги… Он понимал и не понимал, что происходит. Он видел впереди лишь зелёное сукно мундира с блестящими эполетами и пуговицами.
«У меня будет награда — как у Доценко — вдруг вспомнился юному бомбардиру его дружок.
— За славные действия на пятом бастионе награждается серебряной медалью «За храбрость», — звучал голос Нахимова. — Сын матроса не уронил честь и славу отцову и пронёс храбрость убиенного в сердце своём. Благодарю за добрую службу Отечеству!
Адмирал приколол медаль, наклонился к мальчику и три раза поцеловал его.
Сегодня у нас торжество: Фролова приняли в комсомол. Стас — комсомолец! Не успела оглянуться, как пролетело два года.
На стене комнаты Стаса — портреты генералов и адмиралов первой Севастопольской обороны. Рисунки пушек и литографии морских сражений.
— Совсем помешался мальчишка на истории, — улыбается мама.
— А что в дневнике?
— Похоже, восьмой класс закончит без троек… Жаль, отца нет в такой праздник. Радиограмму прислал — поздравляет.
Фролов–старший сейчас в океане, как раз проходит экватор на своём корабле. Мама продолжала:
— Но подарок отец ему приготовил. Велел в этот день вручить.
И она торжественно вынула из шкафа тяжёлую книгу в кожаном переплёте. Это была старинная лоция Чёрного моря.
— Мы, Стас, тебе тоже приготовили подарок: сегодня закончили главу, где Николку награждают…
— … медалью «За храбрость»! Прочитайте!
Лицо Стаса расплылось в победной улыбке:«Вот теперь правильно!»
Да, эта глава исправляет ошибку в наших статьях, на которую в своё время указал следопыт. Оя оказался прав, хотя не во всём: орден Святого Георгия — высшую, по сравнению с медалью, награду — Пищенко всё же получил, но… значительно позже,
О многом переговорили мы в тот вечер. Уже под самый конец праздника решили полюбопытствовать:
— Станислав Петрович, судя по всему, после школы ты задумал поступать на исторический?
Фролов вздохнул. Взглянул на портрет отца в форме капитана дальнего плавания и после паузы проговорил:
— Я ещё сам не знаю…
С тех пор как разбило матросскую землянку, дядька Евтихий с Николкой достроили себе «фурлыгу» на двоих: выдолбили в каменистой, неподатливой земле углубление, приладили навес. Посреди сложили «грубку» — нечто вроде печи. Помещались здесь только лёжа.
Колька шмыгнул в «фурлыгу» и начал подавать оттуда котелок, ложки, хлеб и прочее. Надо сказать, что на случай, если готовый обед разобьёт снарядом, у Евтихия и Николки были свои запасы.
Лоик установил у входа в «фурлыгу» две коряги с перекладиной и начал раздувать угли.
— Так, — проговорил он, — пока на обед позовут, мы чайком с хлебом побалуемся.
Вылез Николка, взял котелок и пошёл на камбуз попросить у кока воды.
Новый кок, худой и длинный, для батарейцев оказался кладом. С тех пор как он появился на редуте, с питанием заметно улучшилось. Он даже завёл кое–какую живность — по редуту расхаживало полдюжины кур. Правда, в последнюю бомбардировку их не успели загнать в укрытие, и в результате перебило всех, кроме одного петуха.