Но Мария Александровна и Яков Амвросиевич не восторгались доблестью Вовки, они видели только печальные последствия его мужества: распухший нос, ссадину под левым глазом, содранную кожу на локтях. Парадные брюки Вовки треснули на самом видном месте. А рубаха! Из белой она стала серой, была вымазана в крови, разорвана.
— Нечего сказать, отличился! — ворчала бабка. — Придет мать, пусть любуется на своего пионера...
К вечеру Вовка занемог. Болела голова, звенело в ушах, трудно было глотать. Мария Александровна поставила градусник и ахнула — тридцать девять и две! Она достала из висящего над кроватью шкафчика скипидар. Это лекарство она применяла при всех заболеваниях и уверяла, что помогает оно безотказно.
В этот вечер Катерина вернулась домой раньше обычного. Ее сопровождал Михайло Перепелица. Он выставил на стол бутылку, вкусно пахнущую колбасу, соленые огурцы. Мария Александровна принесла с кухни квашеную капусту. Яков Амвросиевич, довольно улыбаясь, пригласил гостя к столу.
Мария Александровна многозначительно поглядывала то на дочку, то на гостя. Охмелевший Перепелица хвастался своими ратными подвигами, наводя ужас на Якова Амвросиевича. Катерина почти не слушала его, сидела возле Вовки, положив руку на его пылающий лоб.
К кровати подошел Перепелица. Пьяно улыбнувшись, сунул Вовке кулек конфет, потрепал по волосам.
— Ну чистый Арсен! Такой же забияка.
Оттого, что человек в военном костюме назвал имя отца, Вовка улыбнулся ему и вскоре, успокоенный, уснул.
Михайло Перепелица приехал в Елизаветград, чтобы встретиться с Катериной. В Чернигове он разговорился с одним чекистом, и тот в беседе назвал имя Арсения Рывчука. Перепелица насторожился, но безразлично спросил:
— Кто такой?
— Матрос. На «Пруте» ходил. В девятнадцатом вместе в Елизаветграде в Чека работали, в двадцатом служили в отряде особого назначения...
Сердце у Перепелицы замерло. Имя, фамилия, название корабля сходится. Но при чем Чека и отряд особого назначения? При чем девятнадцатый и двадцатый год? Не воскрес же из мертвых матрос?
Перепелица решил разведать в Елизаветграде, что за Рывчук работал в Чека, предварительно узнав, что теперь в Чека нет никакого Рывчука. Вот почему он разыскал Катерину. Это было нетрудно. В укоме партии ее хорошо знали, а один из работников рассказал, как нелегко ей живется одной с сынишкой.
— А муж-то где? — спросил Перепелица.
— Беляки убили!
Перепелица обрадовался.
Утром, проводив Катерину до завода, Михайло Перепелица пообещал:
— Я зайду еще...
— Не надо! — С языка Катерины готово было сорваться обвинение: «Ты-то остался жив! Даже ранен не был! А его не защитил».
Перепелица улыбнулся.
— Эх, Екатерина Сергеевна!.. — И застыл в картинной позе.
Проходивший в замасленной спецовке рабочий обхватил Катерину за плечи:
— Опоздаешь, Катюша!
Катерина обрадовалась: Семен Ягодкин вовремя прервал ненужное объяснение.
— Прощай, Перепелица! — сказала она. — Выходит — не судьба!
Насвистывая «Кирпичики», старательно обходя лужи, Перепелица зашагал от завода. Вот оно что! Кавалер у Катюши, только и всего. Проходя мимо уличного продавца, звонко зазывающего купить «сливочный, наливочный, сочный, молочный» ирис, он купил его сразу целый ящичек и, продолжая насвистывать, завернул за угол, на Миргородскую.
К утру температура у Вовки спала, но встать ему не разрешили. Он лежал на кровати и следил, как вертится колесо швейной машины. Бабка старая, не может быстро ногами нажимать. А Вовка смог бы! Ух, как у него колесо бы завертелось! Да разве бабка даст?
Яков Амвросиевич открыл кому-то дверь. Вошел вчерашний военный. Не снимая кожаной куртки, подошел к Вовкиной постели.
— Проснулся, кореш?
— Ага!
— Получай, браток, гостинец! — И Перепелица отдал Вовке ящик с ирисками.
— Куда же ему столько? — вмешалась Мария Александровна.
— Пускай поправляется.
Нет, этот военный определенно неплохой человек! Он все больше и больше нравился Марии Александровне и Якову Амвросиевичу. Свистунов не без сожаления пожал протянутую на прощанье руку, сказав:
— Так скоро? Погостили бы еще!
— Боюсь... Катерина Сергеевна недовольна будет, — и Перепелица вздохнул. — Прощай, сынок, — кивнул он Вовке и вышел.
Едва за Михаилом Перепелицей закрылась дверь, как Яков Амвросиевич не без ехидства осведомился у бабки, не короля ли ждет ее дочка? Если это не жених, то какого черта Катерине нужно!
— Вовка, ноги мыть, спать пора! — кричит Мария Александровна. — Вовка! Долго я тебя буду звать?
Уж эта бабка! Хочешь не хочешь, а идти нужно.
Вовка вылезает из-под лестницы, где прятался, говорит ребятам «мне чура» и идет домой мыть ноги.
Вода теплая, прикосновения бабкиных рук ласковые. Ногам щекотно от шершавого полотенца.
— Зина, домой! — доносится со двора.
Вовка чувствует освежающую прохладу простыни, запах полыни. Полынь на полу, под кроватью — это чтобы блох не было.
Пока Мария Александровна возится с внуком, Яков Амвросиевич разворачивает газету «Известия». Газета сравнительно свежая, только вчера заказчица принесла в ней ситец на платье. И он начинает читать объявления.