Сын чекиста

Едва наступили сумерки, отряд партизан во главе с командиром бригады Громом выехал на задание. Гром приказал всем отправляющимся на задание партизанам надеть форму немецких солдат. Рядом с Громом в кабине трофейного грузовика сидит жандарм. Перепуганный каратель сообщил, что их командир, некто Воскобойников, послал его в соседний гарнизон, чтобы привести подкрепление. До отправления поезда оставалось несколько часов, и он попросил у своей дамы свидания, которое так печально для него кончилось. Жандарм, спасая свою шкуру, сообщил пароль, который был установлен в отряде карателей на наступающую ночь.

Уже совсем стемнело, когда машина с партизанами поравнялась со старым кладбищем. Шофер, громко сигналя, остановил грузовик у контрольно-пропускного пункта.

— Пароль? — спросил часовой.

Подбадриваемый дулом парабеллума, жандарм бодро сказал «эч».

— А, Казимир! — узнал часовой. — Быстро ты обернулся!

— На машине ехали...

— Сейчас вызову разводящего...

С машины спрыгнули партизаны. Схватили часового, зажали ему рот. Дорога в казармы была свободной.

— Теперь показывай, где почивает начальство! — приказал жандарму Гром.

— Здесь, — кивнул тот на добротный дом, крытый железной крышей.

И вдруг началась перестрелка. Очевидно, партизаны не сумели бесшумно захватить карателей в бараках. Испуганный жандарм прижался к стене.

— Теперь всем нам капут! — сказал он.

— Вызови командира! — приказал ему Гром. — Скажи, что твои дружки перепились. Начали стрельбу.

— Сейчас! Сейчас! — Жандарм забарабанил кулаком в дверь.

— Что такое? Кто там?

— Сержант Казимир! Спасайтесь, господин...

Партизанская пуля оборвала жизнь предателя-жандарма.

— За мной! — приказал Гром Вялых и Рывчуку.

Под их дружным напором распахнулась дверь. Вспыхнули карманные фонари, осветили смятую постель. Из полуоткрытой двери шкафа высунулось дуло пистолета. Вялых рванулся вперед, заслонив собой Рывчука, и со стоном рухнул на ковер.

Расколотые партизанскими пулями дверцы шкафа раскрылись, на пол вывалился грузный человек в нижнем белье. Рывчук зажег карманный фонарь, склонился над командиром карателей. Он не узнал в человеке с посеревшим лицом, по-звериному оскалившему зубы, через которые сочилась на подбородок кровь, Михаилу Перепелицу. Человека, который предал и расстреливал его отца, а потом продал Родину.

Операцию Вялых делали при свете керосиновой лампы. Причудливые тени партизанского хирурга и медицинских сестер, как диковинные великаны, двигались по стене, по потолку палатки. Свет лампы выхватывает из темноты развороченные мышцы груди, пальцы хирурга в желтых резиновых перчатках. Руки хирурга проникают все глубже в тело летчика. Вот они наткнулись на кусок вырванной из гимнастерки ткани, вынули осколок кости, на ощупь следуют по отверстию, пробитому пулей. Где же пуля? Где? Канал ведет к позвоночнику.

— Пульс учащается, — сказала сестра и протянула хирургу шприц.

— Делаем переливание крови, — приказал хирург.

— Возьмите у меня. У нас одна группа...

Кровь, взятая у Владимира Рывчука, ненадолго вдохнула жизнь в слабеющий организм. До утра Вялых лежал в забытьи. И все это время от него не отходил Рывчук. Утром, когда лучи солнца заглянули в палатку, Вялых открыл глаза и спросил друга:

— Ты слышишь мотор?

Рывчук утвердительно кивнул, хотя в лесной тишине раздавалось лишь щебетанье птиц да шелест листвы.

— Самолет! Это за мной... — Вялых начал метаться, судорожно вцепился пальцами в бинты, стянувшие грудь. Лицо его стало землисто-серым.

Рывчук взял в свои руки холодеющую руку друга.

— Володя, мне надо тебе сказать... — вдруг тихо, но внятно произнес Вялых.

— Тебе нельзя говорить... Потом...

— Будет поздно... — Вялых засунул руку под подушку, вытащил помятую, в пятнах крови фотокарточку, потухающим взглядом посмотрел на нее. — Возьми!..

С фотографии на Рывчука смотрело лицо жены.

— Наташа?!

Вялых судорожно жал его руку.

— Мы очень любили друг друга... У нас ребенок. Прости ее... если сможешь...

На обратной стороне фотографии знакомым Наташиным почерком было написано: «Любимому мужу, моему Володе. Помни свою Наталку».

В палатку вошел врач, посмотрел на Вялых, поднял веко и сложил руки на груди умершего,

«ВЕРЬ, СЫН...»

Адрес завода, на котором директорствует Екатерина Сергеевна, Владимиру Рывчуку сообщили в наркомате. Поезд в далекий город на Урале, где лейтенант Рывчук рассчитывал провести свой десятидневный отпуск перед началом занятий в спецшколе, уходит на рассвете.

Сегодня Владимир Рывчук провел день в учреждении, чей адрес не печатается в справочниках, а название не пишется на вывесках. Сюда лейтенанта направили из штаба партизанского движения. Человек, выписывавший направление, сказал:

— Партия и командование оказывают вам большое доверие, лейтенант!

В кабинетах, где принимали Рывчука, его биографию знали лучше, чем он сам. Последний, у кого Владимир был на приеме — высокий худощавый человек, — подробно расспросил его о том, как он вместе с немцем Гансом вел разведку в тылу врага, задал несколько вопросов на немецком языке. Владимир ответил тоже на немецком. Человек хмыкнул.