— Безумная фантазия, — пробормотал Краг. — Как могут они ждать такого… от меня?
— Они действительно ждут.
— Да кто дал им право!
— Папа, ты создал их. Почему бы им не видеть в тебе бога?
— Я создал, например, тебя. Ты тоже видишь во мне бога?
— Неудачная аналогия. Ты только моей отец, а не изобретатель процесса, в результате которого я появился на свет.
— Итак, теперь я бог? — Откровение свалилось как снег на голову и тяжелым бременем легло на плечи. Зачем ему еще и эта ноша? Кто дал им право взвалить на него такой груз? — Чего же именно они от меня хотят?
— Чтобы ты выступил с публичным заявлением и потребовал предоставления им гражданских прав, — ответил Мануэль. — Они уверены, что весь мир прислушается к тебе и немедленно предоставит им такие права.
—
Вся вселенная, казалось, зашевелилась и сползла с фундамента. Гнев и ужас охватили Крага. Андроиды — слуги человечества, только так он их себе всегда и представлял. Да как смеют они требовать независимости? Он никогда серьезно не относился к Партии Равенства, видел в них только предохранительный клапан, спускающий пар, направляющий в безобидное русло энергию несколько слишком умных альф. Цели ПР никогда не представлялись ему серьезной угрозой стабильности общества. Но это?! Религиозный культ, взывающий к черт знает каким темным, глубинным эмоциям? И сам он — в роли Спасителя? Краг — Мессия? Нет. В эти игры он не играет.
— Покажи мне какую-нибудь их церковь, — произнес он, немного успокоившись.
— Да ты что! — ужаснулся Мануэль.
— Но ты же был там.
— Переодетый альфой. И вместе с андроидом.
— Переодень меня тоже. И позови эту… андроида.
— Нет, — сказал Мануэль. — С тобой маскарад не сработает. Тебя узнают, даже если ты перекрасишься в краснокожего. Да и в любом случае тебя невозможно выдать за альфу — ты слишком коренастый. Они сразу узнают тебя, и такое начнется!.. Не понимаешь что ли? Это будет все равно что явление Христа в католическом соборе. Я не стал бы брать на себя такую ответственность.
— Но я сам хочу проверить, насколько это для них серьезно.
— Поговори с кем-нибудь из своих альф.
— С кем?
— Например, с Тором Смотрителем.
— С Тором? — Ненадолго обретенная почва снова уплыла из-под ног. — И он тоже?!
— Папа, он — одна из центральных фигур их движения.
— Но он же видит меня каждый день! Как он может спокойно разговаривать с богом… без дрожи в коленках?
— Папа, они различают твое земное смертное проявление и твоею божественную природу. Тор смотрит на тебя двояко: ты только посредник, через которого Краг небесный осуществляет свою волю на Земле. Сейчас я покажу тебе это место…
— Не надо, — замотал головой Краг. Зажав в руках кубик, он стал медленно наклоняться вперед, пока чуть не уткнулся лбом в стол. Бог? Краг — бог? Краг спаситель? И они каждый день молят меня выступить с обращением об их освобождении. Да как могут они? Как могу я? Ему казалось, что весь мир стал зыбким и непрочным, что он, не в силах удержаться, опускается сквозь кору, сквозь магму и плывет к центру земли. «И да будет так, и обретут спасение в этот день Дети Автоклава…» Нет. Я сделал вас. Я знаю, что вы есть. Я знаю, чем вы должны быть и впредь. Как можете вы требовать какого-то там освобождения? Как можете вы ждать от меня, чтобы я освободил вас?
— Мануэль, — в конце концов произнес Краг, — и чего ты теперь от меня хочешь?
— Папа, решать тебе.
— Но ты же не просто так принес мне кубик, у тебя должны были быть какие-нибудь мысли.
— Да? — малоубедительно замялся Мануэль.
— Я не такой уж дурак. Если меня хватает на то, чтобы быть богом, уж своего-то сына я вижу насквозь. Ты считаешь, что я должен сделать то, чего ждут от меня андроиды, да? Прикинуться богом? Освободить их?
— Папа, я…
— …для тебя новость. Может, они и думают, что я бог; но я-то точно знаю, что это не так. И Конгресс мне не подчиняется. Если ты, твоя зазноба и все остальные думаете, что мне под силу единолично изменить положение андроидов… лучше ищите себе другого бога! И даже если б я мог, я не стал бы этого делать. Кто, кстати, начал продавать их? Они — машины! Машины, синтезированные из органики! Умные машины! Но ничего больше!
— Папа, тебе вредно так волноваться.