Сын Человеческий

Иисус, вероятно, часто сидел на Масличной горе (הַר הַזֵּתִים), напротив горы Морийя (מרִיָּה) (Мк.13:3; Зах.14:4), и созерцал величие Храма, вид которого возбуждал у иноземцев восхищение. Иосиф Флавий пишет: «Внешний вид храма представлял все, что только могло восхищать глаз и душу. Покрытый со всех сторон тяжелыми золотыми листами, он блистал на утреннем солнце ярким огненным блеском, ослепительным для глаз, как солнечные лучи. Чужим, прибывавшим на поклонение в Иерусалим, он издали казался покрытым снегом, ибо там, где он не был позолочен, он был ослепительно бел. Вершина его была снабжена золотыми заостренными спицами для того, чтобы птица не могла садиться на храм и загрязнять его[609]» (Jos.BJ.V.5:6).

С Масличной горы Иисус отправлялся в Иерусалим. Возможно, Храм не нравился Иисусу, как и всякое великолепие, возомнившее существовать вечно. Однажды, когда некоторые из учеников Основателя, лучше знавшие Иерусалим, хотели показать Ему красоты Храма (Мф.24:1; Мк.13:1; Лк.21:5), Иисус не стал ничего рассматривать, заметив лишь альману,[610] положившую в сокровищницу две лепты, и сказав: «Истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех, клавших в сокровищницу; ибо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила все, чтó имела, все пропитание свое» (Мк.12:41–44; Лк.21:1–4).

Иисус говорил, что человек познается по своим делам, как дерево — по плодам (Мф.12:33–37; Лк.6:43–45). Обвиняя лицемеров, уверенных в своей праведности, Он утверждал, что «если слепой ведет слепого, оба падают в яму» (Фом.39; ср. Лк.6:36), что «соль — добрая вещь; но если соль потеряет силу, чем исправить ее? ни в землю, ни в навоз не годится; вон выбрасывают ее» (Лк.14:34–35). Презирая высокомерие, Основатель говорил, что «всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится» (Лк.14:11; ср. Мф.23:11–12; Лк.18:14; ЕЕ. — Hier.Comm. in Epist. ad Ephes.5:4; Comm. in Ezech.18; Pel.3:2; Мишна. Абот.1:12{13}; Вав Талм. Эрубин.13б).

В 29 году Иисус появился перед народом в Иерусалимском храме на 3–4 день праздника Суккот (Ин.7:14), но главную речь произнес в последний день праздника (Ин.7:37). Он призывал недоверчивых иудеев проникнуться Его учением: «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго (τὸν ζυγόν) Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирéн сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго (ὁ ζυγός)[611] Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф.11:28–30; Фом.94). Основатель называл себя добрым пастырем и дверью овцам (Ин.10:1-19).

Иисус говорил, что есть только две главные заповеди в Танахе (Мф.22:34–40; Мк.12:28–31; ср. Лк.10:25–28). Первая: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душею твоею и всем разумением твоим» (Втор.6:5). А вторая: «Возлюби ближнего твоего, как самого себя» (Лев.19:18).

Иисус обличал лицемеров и однажды, упрекая их, высказал мысль, что судить другого может лишь безгрешный человек (Ин.8:2-11),[612] а следовательно, никто из людей не может. Законники, кичащиеся перед другими своей праведностью, перед самими собою не осмелились утверждать о своей безгрешности, вероятно, потому, что хорошо знали подноготную друг друга. Такого сильного удара они вряд ли ожидали от Иисуса и вряд ли вообще испытывали подобный удар. Ханжа, отличительным качеством которого является показное благочестие, никогда не прощает тому, кто обнажает его гнилую сущность — в противном случае, он признаёт химерность своих притязаний на праведность и перестает быть ханжой, но такое случается крайне редко. Поэтому-то и не могло быть какого-то компромисса между прекрасной душой Иисуса и глупостью лицемеров, ибо ханжество, безусловно, является одной из сторон тупости, а тупость всегда сопрягается со злопамятностью, с неумением понять самого себя и другого, с неумением прощать слабости и ошибки ближних.

Однако Основатель в Иерусалиме в присутствии педантов был смущен, Он вынужден был стать спорщиком, законником, толкователем Торы, Его поучения принимали вид пламенных диспутов (Мф.21:23–27; Мк.11:27–33; Лк.20:1–8). Из прекрасного моралиста Иисус превращался в экзегета, так сильно напоминающего нам составителей Талмуда (Мф.22:23–32,41-46; Мк.12:18–27,35-37; Лк.20:27–44). И хотя евангелисты пытаются доказать нам, что Основатель выходил победителем из этих мудреных споров, Его аргументация, судя по законам науки Аристотеля, была слаба.[613]

После целого дня словопрений в Храме, вечером Иисус спускался в долину Кедрон (Κεδρών = קִדְרוֹן {Кид-рóн}, совр. Вади-эн-Нар), которая находилась между Иерусалимом и Элеонской горой. В этой долине некогда протекал уже высохший одноименный поток (2 Цар.15:23; 3 Цар.15:13; 4 Цар.23:4,6,12). После возвращения иудеев из вавилонского плена она стала именоваться долиной Иосафата (Иоил.3:2). Именно в этом месте предполагался Страшный суд (Иоил.3:12).[614]