Сын двух отцов. Падение

Жуя пирожок, Болеслав успокаивался. Гнев и обида на сына, не оправдавшего его ожидания, исчезали и сменялись нестерпимым желанием поесть.

***

Ближе к вечеру княжич Безприм встретился с паном Бржетиславом и за кубком мёда поведал тому, как с ним несправедлива жизнь. Пан Бржетислав, разрумяненный хмельным мёдом, кивал головой и сжимал кулаки.

– А когда этот мерзкий старик вошёл в мой дом, – рассказывал Бржетислав, отхлёбывая из кубка, – я поначалу и подумать не мог, что у него крамольные мысли. Я впустил его. Уважил. Он попросил напиться, и я ему подал целых два ведра, а он возьми их и вылей на тебя. Я бросился на него, но четверо молодчиков, что пришли с этим стариком, вступили со мной в бой. Я бил их, но они одолели меня.

Пан Бржетислав опустошил кубок, утёр губы, а затем с видом бывалого воина произнёс:

– Хитростью, конечно, одолели. Сзади один подкрался и огрел дубиной. Вот, шишка на затылке тому доказательство. Я упал на пол в своём доме и потерял сознание. Наполни мой кубок, княжич. Я не прошу за свою службу ничего. Просто выпей за меня.

– Ты мой истинный друг, Бржетислав, – растроганно проговорил Безприм, – поэтому тебе я откроюсь. Позор мне! Отец хочет, чтобы я принял монашеские обеты, а ещё посылает меня в Киев, чтобы выкупить сестру.

– Я понимаю несправедливость, княжич, не ты один от неё страдаешь. Ехать в Киев, словно ты чернец, и на коленях вымаливать у князя Святополка, чтобы он выпустил из темницы свою жену. Такой доле не позавидуешь.

– В Киеве сидит не Святополк, а Ярослав. Он держит в плену мою сестру, – поправил княжич Безприм.

– А не в этом суть. Главное то, что тебя посылают валяться на коленях, в то время как твой братик Мечеслав возглавляет войско. Вот о чём подумай. Эта несправедливость терзает мне душу.

– Эх, горько мне с тобой прощаться, пан Бржетислав, но ежели я сегодня не приду на двор епископа, то быть беде. Князь, мой отец, может и тебя покарать.

Пан Бржетислав нахмурился и, тяжело вздохнув, направился к выходу, как бы намекая, что княжичу стоит покинуть его жилище, дабы не подвергать его опасности.

– Ступай, княжич. Не за свою шкуру боюсь я, а за твою. Меня пусть жгут – всё ради тебя претерплю, но ведь и тебя может по случайности немилость коснуться. Иди на двор епископа, твоего дяди, как и велел князь. А завтра поутру я вместе с тобой в Киев поеду. Ты знаешь, я тебя ни о чём никогда не прошу. Но в этот раз я изменю своему правилу. Поскольку я поеду с тобой на Русь, я уже решил это, то мне нужно серебро. Немало. Сам пойми, у меня и коня-то достойного нет. Того, что ты мне дарил, пришлось заколоть, так как он ногу подвернул, – соврал Бржетислав, который продал коня на следующий день после того, как получил в дар.

– Не печаль это, пан. Я так рад, что будешь со мной! Дай я с тобой прощусь.

Княжич в обе щёки расцеловал Бржетислава.

– Ну ступай, мой друг, ступай.

Когда княжич вышел, пан Бржетислав вздохнул с облегчением. Он решил ехать с княжичем, опасаясь, что по возвращении Безприм может раздружиться с ним. Это совсем не входило в планы Бржетислава, который набивал свои карманы как подарками, так и просто воровством. Иногда пан представлял, что однажды княжич займёт место отца и тогда он разбогатеет и непременно расправится со всеми своими врагами. Бржетислав представлял, как он будет править государством честно и благоразумно, в то время как истинный правитель будет лежать в луже мочи и блевотины. Потом, конечно, народ, полюбив славного пана Бржетислава, наречёт его князем, как в своё время нарёк князем Пяста, прогнав князя Попела, которого впоследствии, если верить преданию, съели мыши.

Он станет родоначальником новой династии. Но для этого надо сначала не потерять дружбу Безприма.

***

Вечерняя трапеза у епископа Ламберта была скудной. Княжич Безприм смотрел на постные блюда, которые совсем не вызывали у него аппетита, и морщился. Есть такую пищу Безприм посчитал ниже своего достоинства. Княжич нередко обсуждал со своим другом Бржетиславом, как едят князья Церкви. Вместе они часами высмеивали их лицемерие. Говорили, что на людях они и рыбу в рот не положат, а едва остаются без посторонних взоров, как набивают животы похлеще князя Болеслава.

– Дядя, а разве сейчас кто-нибудь видит, что ты ешь? Для чего питаться, словно ты бедняк?

Епископ Ламберт не спеша проглотил остатки пищи и запил водой. Лишь после этого он ответил племяннику.

– Безприм, так ведь Господь видит каждый наш шаг.

– Каждый шаг? – проговорил Безприм, наливая себе вина в кубок и делая глоток. Попробовав напиток, княжич поморщился и поставил кубок на стол. Это было не разбавленное вино, а подкрашенная вода.

– И когда я должен буду принести обеты?

– Когда будешь готов, Безприм.

– А если я никогда не буду готов? Я не хочу служить Господу монахом. Мне нравиться пить вино, любоваться женщинами и…