Сын Эльпиды, или Критский бык (СИ)

- Возможно, это испытание, ниспосланное тебе… А может быть, у тебя особое предназначение, которое тебе только предстоит узнать!

Я помню, как горячо она пыталась убедить меня, что я, несчастный калека, - избранник богов…

Видя, что я опять не поверил ей, Эльпида поцеловала меня и ушла, пожелав поскорее поправиться. Я не думал тогда, что мои страдания имеют особую ценность для богов… и сейчас так не думаю: но теперь, на закате жизни, я пришел к мысли, что даже если страдания каждого отдельного человека не имеют значения, судьбы людей обретают великий смысл в их совокупности.

Однако, пусть я, ребенок, и не мог осмыслить тогда всего этого, с постели я встал сильно изменившимся. Для меня начиналась новая жизнь.

* Общая комната в эллинском доме.

========== Глава 2 ==========

Когда моя рабочая рука срослась и я опять смог держать в ней ложку и палочку для письма, я должен был вернуться в школу. Я был полон самых мрачных предчувствий; но ни с кем не делился своими страхами и не задавал родителям вопросов о моих обидчиках. Пока я болел, мы о них тоже ни разу не говорили. Да, гордостью своей, как и упрямством, я пошел в отца!

Однако перед тем, как я снова вышел на улицу, мать позвала меня в наш перистиль, чтобы мы могли побеседовать наедине. Она, как и я, любила сидеть там на скамье у фонтана, среди пихт и кипарисов, музицируя или занимаясь шитьем.

В этот раз, когда я увидел матушку сидящей в нашем саду, руки ее тоже не были свободны: она сложила их поверх красной деревянной шкатулки. Эльпида улыбнулась мне, когда я появился, и поманила обеими руками: я смог рассмотреть рисунок на крышке шкатулки. Он изображал миниатюрного смуглого гимнаста в одном голубом переднике, который кувыркался через голову перед черным быком, угрожающе выставившим рога.

- Это ларчик с острова Крит, - сказала мать. Когда я присел рядом, она открыла шкатулку, приятно пахнувшую кедром, и я увидел кучку серебряных драхм, поверх которой лежало ожерелье: маленький золотой бычок на витом шнурке.

- Что это, мама? - спросил я с удивлением.

- Это твое, - ответила матушка. - Этот амулет был у меня на шее, когда я рожала тебя: и он защитил меня и тебя! А теперь ты будешь носить его!

Я увидел, что она очень серьезна, и покорно склонил голову, чтобы она надела мне золотого быка. А потом спросил, показывая на свой новый амулет:

- Это критский бог?

- Да, - ответила Эльпида. - Древний и могучий бог, старше всех эллинских. Это солнцебык, который умирает и воскресает, - вечно обновляется, возрождаясь с новыми силами! Так и ты, нося его, всегда будешь возрождаться к жизни снова, что бы тебя ни постигло.

Я подержал в руке тяжелую холодную фигурку, и она нагрелась. А потом спросил:

- А богиня на Крите есть?

- Бессмертная богиня-мать, - Эльпида улыбнулась. - Супруга бога и его мать… Но тебе рано знать об этом. Потом, может статься, ты сам побываешь на Крите и увидишь древние святилища.

Меня в этот миг охватило жгучее желание побывать и на Крите, и в других уголках мира, которых я не видал; впервые я ощутил себя столь же свободным, как люди со здоровыми ногами.

А потом мое внимание привлекли драхмы, лежавшие в ларчике, и я спросил:

- А деньги? Они… тоже мои?

Я немного испугался такой дерзости: до сих пор мне на руки денег вообще не давали, а тем более так много. Но мать кивнула.

- Да, и деньги твои.

Она посуровела.

- Никострат отсудил их у родителей тех мальчишек, что тебя избили. С нами тоже хотели судиться, потому что ты сломал нос Ксантию и вывихнул руку Лампру. Но твой отец доказал, что ты пострадал серьезнее всех и не был виноват в этой драке!

У меня запылали щеки и уши, пока я слушал ее; и больше всего мне захотелось вскочить и убежать. Но бегать я не мог, а гордость заставила меня остаться.

- Тебе… не стыдно за меня, мама? - спросил я. Больше всего я боялся разочаровать ее - ведь на одобрение отца рассчитывать было нечего.

Матушка покачала головой.

- Нет, не стыдно. И, более того, - я горжусь тобой, Питфей. Ты защищался очень храбро: в тебе живет дух твоего отца!

Я улыбнулся, счастливый ее похвалой; хотя сравнение с Никостратом остудило мою радость. Но все равно, для меня наступил очень важный день - я чувствовал это.

- И я могу… сделать с этими деньгами что хочу? - спросил я.

- Я бы посоветовала тебе начать копить их на будущее, пусть это будет твой первый взнос, - ответила мать. - Конечно, я не запрещу тебе их трогать… но реши сам, что разумнее.

Я раздумывал всего мгновение.

- Я решил копить, - заявил я; и тогда матушка улыбнулась, ее синие очи засияли. Вот теперь я был безмерно горд собой.

На другой день я вернулся в школу. Я ощущал на себе много косых взглядов… конечно, все знали о том, что случилось со мной. Пару раз я услышал, как мальчишки шепчут за спиной: “Питфей Гефестион”. Но никто больше открыто не смеялся и не приставал.