Сын эрзянский

Яблок набрали два больших мешка, их нести позвали на помощь Охрема. Ели всю дорогу, пока не набили оскомину. В суматохе никто не обратил внимания на непокрытую голову Степы. Марья думала, что он снял шапку и сунул ее в телегу. К вечеру сделалось прохладнее, и она сказала, чтобы он накрыл голову. Степа только сейчас вспомнил, что шапка осталась на яблоне. Он поспешно слез с телеги и хотел бежать в лес, но Марья удержала его за рукав зипуна:

— Ты куда?

— За шапкой, она там на сучке!

— Бестолковый, разве теперь найдешь тот сучок, где оставил шапку.

— Знамо, найду, она же на яблоне!

— А яблоня твоя где? — смеясь, спросил Охрем. — Верст восемь отъехали от нее, не меньше.

Степе ничего не оставалось как залезть в телегу и забыть про шапку. Да и шапка-то была старая, доставшаяся ему от Иважа.

Охрем шутил:

— Яблоня отняла у тебя шапку за яблоки. А ты хотел взять за так? За так, брат, никто ничего не даст!

К новому поселению они добрались перед вечером. Подводу Дмитрий остановил под окнами бывшего соседа по Баеву старика Назара. Из избы к ним вышли Пракся и два ее сына-близнеца. Самого старика Назара и его сына, мужа Пракси, дома не оказалось. Они еще с утра ушли в Алатырь поискать какую-нибудь работу. Если найдут, то сегодня нечего их и ожидать.

— Бабушка Орина жива? — спросила Марья после первых приветствий.

Пракся махнула рукой:

— Чего про нее спрашивать, еле дышит.

Пракся моложе Марьи лет на пять, но выглядит старше. Лицо у нее желтоватое, шея в морщинах, как у старухи. Веки красные, припухшие.

Женщины вошли в избу, мужчины остались убирать лошадь. Телегу со всем скарбом оставили перед окнами, из нее взяли лишь кошели с хлебом. Марья с Васеной принялись чистить картофель на ужин.

У Назаровых печь и здесь без трубы, пока дрова разгорелись, изба наполнилась едким дымом. Степа с Фимой, не привыкшие к такому дыму, вышли из избы. За ними вышла и Ольга. Близнецы, Петярка и Михал, тоже не остались в избе:

— Вот поживете у нас, привыкнете к дыму, — сказал Петярка, завязывая разговор.

— Мы не будем жить у вас, — решительно заявил Степа. — Отец говорит, что мы сами построим избу.

Близнецы дружно рассмеялись.

— Чего смеетесь, правда построим, уже и место наметили, — поддержала Фима брата.

— Знать, избу можно построить за один день? — усмехнулся Михал. — Мы, когда переехали сюда, целое лето жили в землянке, до самой осени строили свой дом. А ваш вон только еще срубом стоит. Правда, Петярка?

Тот утвердительно мотнул головой.

— Ну и что? Сруб это уже почти изба! — не сдавался Степа.

— Изба — да без окон и дверей, без крыши и без пола, — продолжал насмешливо Михал. — Правда, Петярка?

Тот снова мотнул головой, считая, что в подобном споре слова лишние.

Но Степа не сдался и выложил свой последний козырь:

— Придут дед Охон с Иважем и сразу все сделают!

На это близнецам нечего было возразить. Они знали деда Охона и Иважа, живших у них, когда те летом делали для Нефедовых и Охрема срубы.

Степа отошел от крыльца, где все они стояли гурьбой и огляделся по сторонам. На закате небо полыхало пунцовым заревом. Коричнево-бурый лес, словно высокий зубчатый забор, опоясывал большую поляну с двумя одинокими избами посередине. Степа прислушался к шуму сосен, он был такой же, как и тот за рекой Алатырем, куда водил его Иваж, и потому казался не страшным. «В Баеве ветреными вечерами шумела лишь ветла...» — вспомнил Степа и ему стало грустно. Почему, он и сам не знал. Может быть, от того, что вспомнил ветлу, а с ней и свою избу. В это время он обычно находился па полатях и всматривался в свои рисунки на потолке. Много их там осталось...

Голос матери прервал его грустные размышления:

— Степа, Фима, Ольга! Где вы?! Идите ужинать!

В избе было светло от пылающих лучин. Дым весь вышел, оставив запах гари. С потолка свисали нити паутины с прилипшими крупинками сажи. За столом уже сидели все взрослые из двух семей. Степа и девушки присоединились к ним. Марья подала лежащей на конике больной бабушке Орине большую рассыпчатую картофелину. Больная долго благодарила за внимание, пока сноха Пракся не остановила ее:

— Ладно тебе, заспасибилась. Можно подумать, что тебе свои домашние и картошки не дают.

За столом ели молча, за день проголодались. На коленях Васены маленькая девочка и та сосала кусок картофелины. Степа за ужином забыл о своих грустных мыслях. Они вернулись к нему, когда он залез к близнецам на полати и не увидел там на потолке привычных сучков. Не было здесь и гвоздя, которым он поправлял сучковые рисунки. Гвоздь остался Мике Савкину, если он найдет его между досками. «Надо было бы взять его», — пожалел Степа. Чего Мика понимает в тех рисунках на потолке? Степа пробовал несколько раз объяснить ему, на что похож тот или иной сучок, но безуспешно. Ему все сучки казались одинаковыми...