Сын императрицы

Условились, что сначала изготовят макет всей установки здесь, в мастерских, после его испытания будет ясно — стоит ли рассчитывать на нововведение или как-то приспособить старое устройство. Насчет выбора завода Василий, разумеется, высказался за ему знакомый — места те знает превосходно, сызмальства обошел их не раз, да и ведает, где еще есть богатые нефтью источники, там тоже можно вести добычу. Так и поступили, Савва принял на себя все заботы с выкупом завода и регистрацией права разработки на представляющей интерес местности. Пришлось ему не раз съездить в Казанскую губернию для узаконивания сделки, а потом в столице обивал пороги горно-рудного департамента, пока не оформил права компании.

Как и предполагал молодой инженер, с ректификационной колонной вышли слишком большие сложности, так и не удалось добиться в ней чистого разделения на фракции. После многих месяцев проб и неоднократной переработки образца пришлось отказаться от нее, да и время поджимало, вернулись к обычной схеме дистилляции, только с более сложным змеевиком и интенсивным его охлаждением проточной водой. Но даже притом с новой печью и переделанным кубом предполагалось по крайней мере вдвое увеличить выход керосина, а в качестве топлива для печи смогли использовать солярку, а не дрова или уголь. Для этого приспособили горелку аэростата, после небольшой переделки она прекрасно справлялась с распылением и сжиганием подаваемой жидкости в потоке воздуха от мехов.

В марте 1804 года пришла весть из столицы о покушении на государя — его пытались застрелить двумя выстрелами в упор глухой ночью, когда он спал. По слухам, шедшим в городе, а потом распространившимся по всей стране, заговорщики подкупили кого-то из дворцовой охраны, а тот сразу после злодейства скрылся, по-видимому, не без помощи соучастников. У всех прибежавших на шум придворных не вызывал сомнения фатальный исход ранений императора — он не подавал признаков жизни, спешно вызванный дворцовый лекарь уже собирался признать его умершим. Вдруг тот застонал, зашевелился, что-то пытался сказать, а затем вновь ушел в беспамятство, но хоть дышал, пусть и с трудом. После доходили слухи, что государю стало лучше, но что-то у него повредилось — встать не может, даже рукой пошевелить, да и с речью неладно, лишь мычит. На время его недуга по уложению должен был править наследник, но призвали не Константина, а старшего, Александра, до сих пор находившегося в опале, презрев тем самым волю отца. Злые языки толковали, что в том не обошлось без вмешательства канцлера, коль оный наследник решает мало-мальски важные дела с ведома Воронцова, по сути ставшим его пастырем.

После своей отставки Лексей не следил за событиями в столице, да и особо они не интересовали, коль напрямую не касались его самого и семьи. К тому же иные заботы поглотили внимание, отдался новым проектам, потребовавшим немалых трудов и времени. Лишь прибывший прошлым летом на побывку после выпуска из Морского корпуса сын Лексей-младший как-то отвлек от них, когда поведал об известном ему раскладе в императорском окружении и правительственных учреждениях. С подачи нового канцлера Павел вернул во власть знатных вельмож, от которых Лексей в свое время избавился — того же Гагарина, а также Архарова, Котлубицкого и прочих мужей, пользовавшихся благосклонностью государя. Тех же чинов, кого выдвинул опальный канцлер, отправил в отставку или задвинул на запятки — быть на подхвате у важных особ, исполнять за них черновую работу. Ничего хорошего от таких перемен Лексей не ожидал, но особо тем не опечалился — что толку в том, если не в его силах хоть что-то исправить!

Вести о ранении брата и разбившем его параличе внесли в сердце Лексея тревогу и жалость. Он уже простил обиду от родного человека, понимал, что вызвана она неуверенностью в людях, да и неуживчивым характером. Теперь искренне сочувствовал тому в постигшей беде, представляя — как же сейчас Павлу плохо, даже высказать свою боль не может! И еще предчувствовал — скоро и тому придет конец, вряд ли злодеи остановятся, пока не уберут мешающего им монарха. Особой тайны в том, кто стоит за заговором, Лексей не видел — тут явно проглядывался британский интерес, именно джентльменам с Туманного Альбиона больше других наступил на мозоль русский император. А кто у них стал подручным — то не столь важно, вчера Панин, сегодня Воронцов, а завтра какой-нибудь Дашков — да не счесть таких, желающих злата и другие блага, готовых продать родину тому, кто заплатит больше! Не менее ясно осознавал, что со смертью Павла для него самого наступят тревожные времена — ведь закулисным хозяевам он доставил не меньше хлопот и вряд ли спустят ему свои обиды. Бежать куда-то, спасаясь от грядущей мести, не имел никакого желания — здесь его корни, семья, люди, которые ему дороги. Но и безропотно подставлять под удар свою голову также было бы глупо, так что искал приемлемый выход — без ущерба его совести и вреда семье.