Сын капитана Алексича

Под утро Вася проснулся мокрый, словно губка. В комнате было тихо. Он огляделся по сторонам, увидел — за столом, друг против друга, сидят оба старика, дремлют. Капитан откинул голову назад, а Петрович, наоборот, уронил голову на грудь и чуть слышно посапывает.

— А ну, — сказал Вася, — хватит спать.

И хотя он произнес эти слова едва слышно, капитан первый услышал их, очнулся, мигом подбежал к нему.

— Как? Ну как ты?

— Кушать хочу, — сказал Вася. — Картошки бы жареной…

Капитан посмотрел на Васины волосы, слипшиеся на лбу, на его бледные руки и, схватив кошку, закричал:

— Бежим, Мурка, хозяин картошки требует!..

Петрович укоризненно покачал головой.

— Совсем с ума спятил, Данилыч. Больному человеку картошки хочешь давать!

— Да, картошки, — капризно повторил Вася.

— Сперва кашу поешь, — сказал капитан, глядя на Васю умоляющими и одновременно восторженными глазами. — Каша хорошая, на молоке, а завтра я тебе картошку нажарю, целую сковороду, слышишь?

— Завтра! — возмущенно повторил Петрович. — Вот скажу доктору, он тебе покажет — завтра…

14

«Ровно год, как Вася живет у меня», — записал капитан Алексич в своей летописи и поставил дату.

Обеими руками, как бы умываясь, провел по лицу. Да, ровно год и один день, если быть совершенно точным.

Многое изменилось с тех пор. Теперь он уже никогда не чувствует себя одиноким, даже когда Вася в школе. Дом полон «живности»: Тимка, Мурка, два котенка, щенок, малиновка в клетке — подарок Петровича.

Только голубя нет. С голубем приключилась беда. Из-за этого Вася теперь учится в другой школе, за городским парком.

Это случилось так: однажды Вася пришел в школу с голубем. Голубь сидел у него на плече, высокомерно поглядывая вниз круглыми розовыми глазами.

Даже первоклашки прибегали полюбоваться на птицу, которая понимала все, что ей скажут. Например, скажет ей Вася: «Ложись!» — и голубь ложился у него на плече, поджав под себя лапки. «Встань!» — он вскакивал в тот же миг.

Один мальчик из седьмого класса предложил Васе обмен — он давал за голубя кошку с котятами и петуха.

Вася только усмехнулся:

— Еще чего!

Староста Васиного класса сказал — пусть голубь живет в школе, в живом уголке. Но Вася был твердым, как скала.

— Голубь нигде жить не сможет, только с нами — с Тимкой, с Муркой, с дядей Данилычем…

На первом уроке Вася сел на заднюю парту, чтобы голубь меньше бросался в глаза учителям.

Но у его классной руководительницы был наметанный глаз, и, едва войдя в класс, она сразу же спросила:

— Почему ты пересел на заднюю парту, Вася?

Вася хмыкнул, но ничего не ответил. Она подошла ближе и увидела голубя, мирно лежавшего на его плече.

— Это еще что такое! — брезгливо воскликнула учительница и, прежде чем Вася успел опомниться, схватила птицу за голову и отбросила в угол класса. С глухим стуком голубь ударился о стену.

Все охнули. Один Вася молчал. Расширив глаза, он глядел на учительницу, потом опомнился, вскочил, бросился к голубю.

Маленькое тело было еще теплым, но крылья бессильно повисли в Васиных руках, а из клювика тонкой струйкой текла кровь.

— Вы… — закричал он. — Вы… Что вы сделали! — И стремглав выбежал из класса.

Под вечер в школу пришел капитан Алексич. Он поднялся в учительскую, и первой, кого увидел, была Васина классная руководительница.

При виде капитана белые, гладкие щеки ее стали ярко-розовыми.

— Я ждала вас, — сказала она капитану. — Вы знаете, что наделал ваш приемный сын?

Она сделала ударение на слове «приемный», как бы подчеркивая, что тем самым невольно отделяет капитана от, в сущности, чужого ему мальчика.

Капитан молча, не отвечая ей, сел напротив нее за стол. Никого, кроме них двоих, в учительской не было.

— Вы слышали, Афанасий Данилыч, что я сказала? — спросила учительница, слегка повысив голос.

Он снова ничего не ответил ей. Он смотрел на ее молодое, с гладкой нежной кожей лицо, на завитки, кокетливо уложенные вдоль висков, на аккуратный белый воротничок, заколотый брошкой из зеленых и белых камешков. Учительница была откровенно взволнована, грудь ее вздымалась, и камешки на брошке то вспыхивали, отражая электрическую лампочку, то гасли.

— Откуда вы такая? — тихо спросил капитан.

Она с вызовом приподняла голову. Она уже успела оправиться от смущения и теперь прямо и смело смотрела в его глаза.

— Откуда вы такая? — повторил капитан.

Он подумал в этот миг о том, что еще совсем недавно она бегала по утрам в школу, потом ходила на каток, читала, смеялась, плакала, когда ее обижали, радовалась, огорчалась, секретничала с подругами, задумывалась над чем-то…

Девочка… Такая, как многие другие… Как тысячи других девочек… Так почему же она выросла вот такой, какой он видит ее сейчас, холодной, невозмутимо жестокой, уверенной в своей непогрешимости? Почему?

— Вы еще молоды, — сдержанно сказал он, — вы мне, если хотите, в дочери годитесь, но, несмотря на молодость, вы жестокий, очень жестокий человек…

Она заговорила быстро, постукивая рукой по столу, а брошка ее то вспыхивала, то угасала.