Сын капитана Алексича

Он быстро проснулся, вскочил на постели. Сонные глаза его просветлели, он потянулся к ней всем своим сильным, разомлевшим ото сна телом:

— Тонька!

— Опоздаешь… — строго сказала она, но он уже схватил ее за шею, пригнул к себе…

Потом она провожала его, и он все кивал ей из кабины грузовика и кричал:

— Тоня, жди, самое большее — десять дней.

И вот теперь она уезжала от него на целых восемь месяцев!

Проводник прошел по вагону, сказал металлическим служебным голосом:

— Приготовьте билеты…

Антонина порылась в сумочке, вынула билет и пошла вслед за проводником в купе.

2

Дни летели один за другим, сменялись недели, месяцы…

После занятий Антонина поздно вечером возвращалась в общежитие. Первым делом спрашивала:

— Письма были?

— А то нет! — ворчливо отзывалась Соня, соседка по комнате, черноглазая толстуха с пышными темными волосами. — Чтоб тебе да письма не было?

В голосе ее звучала с трудом подавляемая зависть. Антонина только смеялась в ответ:

— Ты заслужи, чтоб тебе тоже вот так писали…

Василий писал, как обещал, часто, и все письма были похожими — скучаю, тоскую, люблю, нет никого дороже…

Иногда Соня просила:

— Прочитай хоть одну страничку, что тебе твой ненаглядный сказывает…

Антонина смущалась, но Соня с непонятным упорством просила, и она читала:

— «До чего ж я скучаю по тебе, даже передать трудно, дорогая ты моя, самая желанная…»

Казалось, не строчки письма читает, а поистине слышит его голос.

— Ласковый он у тебя, — говорила Соня.

Она была красивой, бархатистая кожа, черные, без блеска, глаза, зубы — один в один. То и дело назначала свидания новому кавалеру. Приходила ночью, когда все в комнате уже спали, тихонько раздевалась, садилась на край постели Антонины.

— Тоня, — шептала она, — будет спать-то, послушай…

И говорила о том, что этот, вот этот, — самый настоящий, лучше всех, самостоятельный и хороший…

— Хоть бы задержалась на нем, — зевая, говорила Антонина.

— Задержусь, — горячо обещала Сопя. — Такого еще не было!

Потом этот «самый лучший» оказался не лучше других. Соня ненадолго грустнела, на чем свет ругала его, а заодно и себя, доверчивую дуру, и влюблялась в нового, теперь-то уж «самого настоящего».

Антонина пробовала усовестить ее:

— Остепенись, сколько можно?

Соня беспечно поводила полными плечами.

— Пока молода, только и жить… Тебе-то хорошо, у тебя муж законный, а мне что прикажешь делать?

Антонина молча смотрела на Соню. Черные глаза ее казались погасшими, возле красивых губ прорезалась горькая складочка.

— Много нас, таких вот, обсевков обездоленных, куда деваться?

— А все-таки я бы не стала размениваться, — сказала Антонина и подумала: если бы Василий не женился на ней, может, сидела бы и она до сих пор в девках. Но нет, гулять то с одним, то с другим все равно не стала бы, никогда в жизни!

Соня была способной, схватывала все на лету, лучше всех училась на курсах.

— У меня к тому же практический опыт, — хвалилась она, — пять лет без малого в одной и той же больнице проработала!

Как и Антонина, она заведовала сельским медпунктом.

— Вот окончим курсы, будем с тобой переписываться, — говорила Антонина. — Советоваться, как кого лечить…

Сопя качала головой:

— Не люблю писать. Лучше ты ко мне как-нибудь приедешь или я нагряну к тебе. — И, смешливо сощурив черные глаза, добавила: — Вот приеду и отобью твоего распрекрасного. Что тогда скажешь?

— Не отобьешь, — спокойно отрезала Антонина.

Она-то знала, ее Вася не такой, как другие…

Заниматься на курсах было интересно. Преподавали там врачи, фельдшеры, иногда читали лекции опытные клиницисты — хирурги и терапевты местной больницы.

Антонина аккуратно записывала все, тетради ее были исписаны вдоль и поперек. Она и сама сознавала — с каждым днем крепнут ее знания.

Если раньше, особенно в первые годы работы, случалось ей ошибиться, поставить неверный диагноз или прописать не то лекарство, то теперь, как ей казалось, она уже не ошибется, не перепутает вирусный грипп с воспалением легких, а аппендицит с воспалением брюшины.

— Приеду домой, первым делом соберу родителей в нашем селе, проведу с ними беседу, — говорила она Соне. — Как надо предупреждать эпидемии, зачем нужно делать прививки от дизентерии и оспы… Перед посевной и перед уборочной буду проводить осмотр всех колхозников. Кто здоров — одно дело, а если кто чем болеет — кровь из носу, а добьюсь работы полегче!

Соня смеялась:

— Старательная ученица, что и говорить…

Но Антонина и внимания не обращала на ее насмешки.

У нее уже целый план был в тетради составлен: как приедет — сразу же в райисполком, что бы там ни было, а своего добьется, новое помещение для медпункта выхлопочет, а то подумать только — пятый год все никак не соберутся хороший дом построить!

Как-то Соня сказала ей:

— Завидую я тебе, честное слово!

— Чему же ты завидуешь? — спросила Антонина.

Сонины черные глаза были необычно серьезны.

— Увлекаешься, словно маленькая, и все-то тебе нравится, до всего охота…

— Как же иначе? — удивилась Антонина. — Разве тебе не хочется все как следует делать?

И вдруг Соня сказала глухо, с неприкрытой болью:

— А для чего? Для кого мне стараться?