Посреди сада возвышался дворец в мавританском стиле, с широкими галереями, куполочками и просторным внутренним двором, в котором о чем-то шептались две струи воды, поддерживавшие сладостную свежесть в знойные летние дни.
Под колоннадой находились свечи в двойных серебряных канделябрах; они освещали богато сервированный стол.
— Да вы, маркиза, волшебница, — сказал граф.
— Конечно, лесная волшебница, — рассмеялась в ответ прекрасная андалусийка, — или точнее сказать: банановая, потому что здесь выращивают только эти нежнейшие плоды. Сеньор Буттафуоко, окажите мне честь: отужинайте со мной. А для ваших сотоварищей я приказала накрыть стол на западной террасе дома. Оттуда они смогут следить за передвижениями полусотен и ободрять моих людей.
Гасконец глубоко поклонился, тогда как Мендоса комично качнулся, поскольку не знал иных, лучших, движений.
По знаку маркизы появились два африканских раба, которым приказано было проводить искателя приключений и морского волка на предназначенное для них место.
— Примемся за ужин, граф, — сказала маркиза, бывшая, казалось, в преотличнейшем настроении, несмотря на близкое присутствие полусотен. — Час поздний, но я сделаю все от меня зависящее, чтобы поддержать компанию.
Сын Красного корсара и Буттафуоко не нуждались в повторном приглашении и принялись яростно атаковать холодные закуски, приготовленные с большим количеством перца и достаточно вкусные.
Маркиза удовольствовалась тем, что грызла своими прекрасными зубками маленькие кукурузные лепешки, густо облитые сиропом.
— Вы, сеньора, скажете, что мы нескромны, — сказал Буттафуоко, — но за эти два дня назойливой охоты у нас не было времени перекусить как положено.
— Два дня, барон де…
— Барон! — воскликнул сеньор ди Вентимилья, вскочив, тогда как буканьер жестом быстро прервал слова маркизы.
— Простите, Буттафуоко, — поправилась прекрасная андалусийка. — В минуту рассеянности я приняла вас за барона де Хиральда.
Граф внимательно посмотрел на сильно побледневшего буканьера.
— Кто же вы, наконец? — спросил он.
— Буттафуоко! — ответил авантюрист с такой глубокой горечью, что это не ушло от внимания корсара.
— Вы скрываете от меня свое имя.
— Я утопил его в океане, у экватора, — ответил буканьер глухо, несколько раз проведя рукой по лбу, словно вытирая капли холодного пота.
— Вы о чем-то говорили, сеньора маркиза?
— Не помню… Ах… да… Вы мне сказали, что в течение двух суток полусотни охотились за вами.
— Да к тому же со множеством собак.
— И вам всегда удавалось уйти от засад? Здесь вас не найдут; не так ли, сеньор граф?
— Я уже отчаялся достичь вашей фактории, маркиза, — ответил корсар. — Я еще не могу сказать вам, как мы прошли мимо полусотен.
Прекрасная андалусийка несколько мгновений оставалась словно бы погруженной в глубокую задумчивость; потом, глядя графу в глаза, попросила:
— Не знаю, что бы я дала, лишь бы узнать, какое неотложное дело привело вас сюда после стольких лет, сын и племянник трех знаменитых корсаров. Каприз, какая-то месть, что-то другое? Без серьезных причин из Европы сюда не едут и не играют жизнью, как делаете вы. Думаю, что я дала вам достаточно доказательств своей дружбы, и вы можете считать меня женщиной, неспособной предать один из ваших секретов и погубить вас.
— О, маркиза! — запротестовал сеньор ди Вентимилья.
— Возможно, через сутки вы вернетесь на свой фрегат, — продолжала прекрасная андалусийка, вздохнув, — и мы, вполне возможно, никогда больше не увидимся… Чудесный сон закончится. Говорите, вы находитесь между благородной женщиной и благородным мужчиной.
— Буттафуоко?..
— Я знаю, кто он такой! — сказала маркиза.
— Вы, стало быть, желаете узнать, зачем я оставил Европу ради корсарства в Америке? Не ради жажды приключений, не ради жажды богатства, которое я глубоко презираю, сеньора, имея там, на Лигурийском побережье, земли и замки… а для того, чтобы спросить у вашего деверя, бывшего губернатора Маракайбо, что стало с моей сестрой, племянницей великого касика Дарьена!
— Дарьена! — в один голос вскрикнули маркиза и буканьер.