Сын леса

Когда он вернулся, Анна уже разделась и, завернувшись во вкладыш, лежала молча: то ли дремала, то ли не хотела говорить. «Ну что ж? — без досады подумал он. — Пусть все будет само собой, как тогда, на озере. Или вообще ничего не будет». Навязчиво вспомнились гнусные городские забавы, немыслимые на трезвую голову, пьяные разговоры и разборки, пьяные чувства. Он мотнул головой и лег на нары вверх лицом, не гася лампы. Даже не укрылся. В избушке было тепло. Вспоминались женщины, с которыми жил в горах: в Джунгарии была китайского вида бабенка, ласковая, как котенок, женственная — даже слишком.

Алик купил ее в Чулакской бригаде за литр водки. Вернее, она сама пошла за ним, а он заплатил выкуп.

От ее ласк он и на работу перестал ходить. Приласкала, обстирала, накормила и ушла: или не нашла в нем то, что искала, или, устроив праздник, унесла свое гибкое тельце и черные глаза к другим отчаявшимся и застывшим в своем одиночестве. Алик и не искал ее — понимал, всегда так жить нельзя.

Была сбичевавшаяся татарка, забывшая свое настоящее имя и прежнюю жизнь, — работящая и деловая баба — пока трезва. Но с ней ни разу не выстаивала и трех дней брага. Эта ушла с деньгами за продуктами и пропала — побоявшись вернуться ни с чем.

Алик открыл глаза — неужели задремал? Аня сидела, свернув обнаженные ноги калачиком, и пристально смотрела на него. Он придвинулся, приподнявшись на локте, обнял, коснувшись лицом ее груди. Ткань рубашки потрескивала, цепляясь за облупившуюся кожу на мозолях рук. Боясь сделать ей больно, Алик бережно прижал ее к себе и подумал, обращаясь к своему богу — бестелесному лесному духу: «Сделай так, чтобы ей было хорошо».

Он проснулся поздно в протопленной избушке. Анна с короткой косичкой на затылке, в свитере, разогревала чай и остатки ночного пиршества. Алик по привычке потянулся к сигаретам.

— Не кури натощак! — она присела рядом. — Мне сегодня надо вернуться.

Проводишь?

— Что так? — удивился он. Казалось, все было так хорошо. В полночь, прижавшись друг к другу, они ели куропаток и пили чай. Она и уснула на его груди…

— Надо, Алик! Не обижайся, мне с тобой хорошо… Мы еще увидимся. Да и Витька сегодня вернется, мало ли что потом Людке придет в голову.

Алик вытащил из банки окурок, чиркнул спичкой:

— А мне показалось, вы так любите друг друга, — усмехнулся он.

— Да уж… Двенадцать сволочей в одной камере — какая любовь? — сказала она с жесткой усмешкой, но тут же отвела похолодевшие глаза, ткнулась лбом в его плечо: — Давай заработаем денег и уедем куда-нибудь…

— Зачем? — он удивленно пожал плечами. — Хочешь я тебе настоящий дом построю… А ты мне родишь пять сыновей и пять дочерей, похожих на тебя. А что, я в лесу всегда деньги заработаю, было бы для чего.

Она вздохнула, улыбнулась, ничего не ответив на его робкое предложение.

— Кстати, — отстранилась, глядя в сторону, — займи мне пятьдесят рублей.

Алик, пошарив рукой на полке, протянул ей смятые деньги.

— Бери все. До весны я все равно в город не поеду! А ты куда собралась? У вас-то там, — кивнул на гору, — деньги зачем?

— Они везде нужны, — суховато отрезала Анна. В глазах ее вспыхнул и затаенно погас знакомый блеск, характерный для глаз хронических алкоголиков.

Она смущенно опустила голову, будто догадалась, что замечена в чем-то непристойном, аккуратно положила деньги в карман куртки.

Алик проводил ее до кулуара, помог пристегнуться к беседке. Почти всю дорогу она молчала, а прощаясь, оживилась, и даже как-то запросто хохотнула:

— А ты действительно похож на медведя!

Первым делом Алик поставил за печку флягу с дрожжами и сахаром. Виктор пришел через пару дней, мрачный и усталый.

— Есть что-нибудь? — с порога крикнул Алик, увидев его на тропе.

Он поднял руку, показывая два растопыренных пальца, тяжело ввалился в избу и бросил у порога рюкзак. Алик весело подкинул дров, поставил чайник на огонь, вытряхнул на пол две волчьи шкуры, стал их рассматривать.

— Стрелял? — сунул палец в пулевую дыру.

Виктор хмуро кивнул. Веселым его и прежде нельзя было назвать, но тут в угрюмости было что-то иное. «Неужели насчет барса что-нибудь заподозрил?» — смутился Алик, но расспрашивать об этом не стал.

— Пить будешь? — кивнул на флягу. — Молодая еще, но можно уже, если душа горит. После переходов хорошо пьется.

— Буду! — Виктор бросил на полку шапку.

Алик нацедил ему литровый ковшик, налил и себе в стеклянную банку.

Колонист неторопливо осушил ковш и хмуро закурил.

— За удачную охоту! — звякнул своей банкой по пустому ковшику Алик, выпил большими зычными глотками и спросил:

— Что как побитый?

Виктор молча пожевал лепешку, сам подлил из фляги в ковшик.