Сын леса

Алик плохо знал повадки медведей и, будь хорошая видимость, обязательно задержался бы здесь, чтобы понаблюдать за зверем. Но в такую погоду, да еще весной, это было опасно. Охотник повернул обратно, чтобы переправиться вброд через реку, зашагал правым берегом к знакомому кулуару, где недавно опять сошла лавина. Не так уж безопасен был и подход к колонистам.

Лебедку крутил Малик. Он первым встретил его в Башне, как-то по-свойски, смеясь и подмигивая:

— В нашем полку прибыло! Как сам-то? Здоров?.. Ну, вот и хорошо… Анка? А вот она как раз приболела. Пустяки, у нее бывает!

В зале был сильный запах выпекаемого хлеба. У Алика от этого духа потекли слюнки. Он сбросил куртку и сапоги в кочегарке, вошел в жилой зал. Деревянные Леля с Ладой были обвешаны цепочками, бантами и брошками. Что-то чадило и шипело на кухне. На полу был мусор. В дальнем углу Сергей с Алексеем из веток и соломы собирали чучело с раскинутыми руками, высотой под потолок. Из-за их спин выскочили близнецы, завопили:

— Дядя Алик! — повисли на нем.

— Ты кто? — спросил он одного.

— Боря!

— Значит ты — Глеб?! — ткнул пальцем в другого.

— А что ты нам принес? — наперебой спрашивали и теребили его мальчишки.

Алик растерялся: он забыл про детей. Да и что он мог им принести?

— Привет! — сказал, улыбаясь. Вспомнил, что в рюкзаке лежат три снятых капкана. — И капканы! Будете ловить крыс.

— Ну, давай нам свой привет и капканы!

На кухне Виктор с мокрым лбом вертел ручку мясорубки. С румяными лицами возле печи суетились Таня с Людой.

Алик спросил, где Анна. Сказали, у себя в комнате, болеет. Он поднялся наверх, вошел в такую же маленькую каморку как и та, в которой ночевал сам. Она лежала в постели. Услышав скрип двери, вздрогнула, широко раскрыла лихорадочно блеснувшие глаза с темными припухшими мешками. Алик сел на краешек постели, упираясь коленями в переборку, взял ее холодную, подрагивающую руку:

— Что с тобой?

— Пустяки! — хрипло прошептала она. — Завтра должно все пройти… Жаль, что не могу тебя встретить.

Алик не подал вида, что удивлен ее болезнью, и расспрашивать ни о чем не стал. Она высвободила руку и спрятала ее под одеяло.

— Извини, — опять прошептала, тяжело дыша. — Одной мне легче болеть…

Завтра большой праздник. Утром, как проснешься — сразу ко мне. И постарайся ни с кем не разговаривать, ни с кем не встречаться… А сейчас иди. Ладно? Только не обижайся, так мне легче.

Алик провел шершавой ладонью по ее осунувшемуся лицу и вышел. На кухне уже орудовал Малик. Виктор одевался.

— Есть хочешь? — спросил он. — Перехвати чего-нибудь. Ужин через два часа. — И хлопнул по бедру пробегавшую Татьяну: — Накормите Алика.

Все были заняты, все при деле. С горячими шаньгами, на ходу пережевывая, Алик послонялся из угла в угол, предложил помочь одним, другим.

— Если не устал, давай напилим дров, — сказал Виктор. — Завтра этим некогда будет заниматься.

У западной стены Башни лежал целый штабель сухих бревен, присыпанных толстым слоем рыхлого снега. Алик прислонил к нему пилу и отчетливо проговорил:

— У Анки отходняки! Уж я-то в этом кое-что смыслю.

— Какие отходняки? — пожал плечами товарищ, глядя куда-то в сторону.

— Месяц побухай, будет такая же болезнь. Опохмелили бы ее — что мучаете?

Виктор чуть приметно усмехнулся, не желая об этом разговаривать.

— Да она спиртное на дух не переносит! Это у нее проблемы по женской части.

Пройдет.

Алик закурил и взялся за пилу: «Черте что. Все у них не как у людей!»

Его поселили в той же комнатке-клетушке с узким и длинным окном вдоль потолка и попросили не курить: вонь от табака проникала за тонкие перегородки в другие жилые помещения и держалась там несколько дней после его ухода.

Виктор здесь в доме, кажется, вообще не курил. Может быть, он скрывал от колонистов свою слабость к табаку или боролся с ней.

Алик долго ворочался в чистых, проглаженных до жесткости простынях, забылся только за полночь, а проснулся рано, когда послышались голоса и шаги в коридоре. Он перевернулся на другой бок и снова уснул. Открыл глаза — в узком оконце под потолком уже блистало солнце, а внизу звучала музыка. Алик встал, перекинул через плечо полотенце и вспомнил, что должен зайти к Анне. Он выглянул в коридор — никого не было. Толкнул дверь и вошел к подружке без стука.

Она лежала почти в той же позе, в измятой постели, натянув на голову одеяло.

Но при этом была причесана и подкрашена. Что-то противоестественное было в этом ее одиночестве, заброшенности и в равнодушии к ней других обитателей дома. Она взглянула на Алика прямо и открыто с болезненной лаской в глазах.

Жалко улыбнулась, поманила его к себе. Алик сел, наклонился, она сжала его щеки ладонями и поцеловала в губы.

— Ты что? — спросил он, конфузясь.

— Иди! Так надо!

Кроме Анны, все уже были в зале. По ухмыляющимся лицам колонистов Алик понял, что ждут его и затевают что-то именно против него. Босой, в висящих на худощавом теле мешковатых джинсах, он спустился с лестницы, удивленно поглядывая на загадочно притихших за столом людей.