Сын мага: заговор во дворце (СИ)

Павел, разумеется, слыхал об Орешке. Тюрьма для особо опасных государственных преступников. Если судить по разговорам среди аристократов, ведущихся полушепотом и за закрытыми дверями, Орешек состоял в основном из капающих низких потолков, мрачных казематов и куч гнилой соломы вместо кровати, а населяли его молчаливые мрачные тюремщики и чрезвычайно изобретательные палачи — изуверы.

— Да что ж вы, молодой человек, — толстяк засуетился.

Павел хотел было осведомиться холодным тоном, что, собственно, так обеспокоило этого смешного человечка!? Он, что вообразил себе, что потомок древнего благородного, да что там — благороднейшего из имперских родов, может начать волноваться из — за того что его заключат в страшнейшую из тюрем!?

Лицо толстячка отчего — то казалось обрамленым нимбом. Князь попробовал было отогнать наваждение, но оно не прогонялось. Прогналось почему — то лицо, а вот нимб остался. Он издавал теплый свет, отчего — то раздражавший глаза. Толстяк появился снова, сунул под нос князю ватку, издающую отвратительный запах. Князь немедленно возмутился, что выразилось в слабом писке. В голове у него прояснилось. Нимб превратился в хрустальную люстру, в которой искрился отраженный свет восходящего солнца. Князь сел. Похоже, он позорнейшим образом упал в обморок, словно чувствительная девица на балу, впервые услышавшая признание в любви.

Толстячок отложил ватку и пузырёк, источавший резкий запах и протянул Павлу руку. Тот не стал скромничать, ухватился за неё, встал. Толстяк оказался значительно сильнее, чем это можно было предположить судя по внешнему виду. Он ещё раз взглянул на Павла и вытащил из выдвижного ящика фляжку, два маленьких серебряных стаканчика, плеснул в них понемногу и протянул один Павлу. Тот опрокинул содержимое стаканчика в рот. Кровь тут же побежала по венам быстрее.

— Как всегда, молодёжь остается молодёжью. Колдуете без раздумий, не спите целыми днями, носитесь как угорелые…

— Не думаю что причина в этом, — Павел смог совладать с собой. Даже голос не дрожал, — это весть об Орешке выбила меня из колеи.

— Да что ж вы, — толстячок улыбнулся по — отечески тепло, — батюшка так и не сказал вам? Орешек вовсе не тюрьма на самом деле. Раньше была таковой, а сейчас это что — то вроде места, где можно немного отсидеться. Бывал я там…Знаете, не задумываясь бы сейчас махнул туда. Порыбачить, воздухом подышать…там хорошо, спокойно.

— Так зачем мне туда, от кого скрываться? Заговор ведь раскрыт.

— Ну разумеется раскрыт. Всё согласно утвержденному Его Величеством плану. Но он ведь Император, а вы излишне смелый молодой дворянин. К тому же, известного происхождения. Разумеется, со временем вы унаследуете место отца, но что б излишней зависти к вам не плодить, мы вас для виду покараем. А потом, когда дворцовое общество преисполнится к вам сочувствия, да видные персоны за вас ходатойствовать начнут — помилуем. Думаю, недельки в три, самое большее в пять уложимся. Так что — прошу подписать сей документик и вот эти бумажки тоже. Тут протоколы допросов.

— Чьих допросов?

— Ну молодой человек, вам действительно пора отдохнуть. Понимаю, наслышан о ваших похождениях на южных рубежах. А как вернулись — так сразу в водоворот, так сказать, дворцовых интриг с головой окунулись. Немудрено и растеряться немного, однако ж, вам следует привыкать к такой жизни. Так что давайте подписывайте показания. Вы там отпираетесь от всего, отказываетесь называть имена и даже — хе — хе, обзываете меня дурными словесами. Вот тут, — пухлый палец ткнул в одно место на исписанном убористым почерком листе.

Князь пробежал глазами и сказал:

— Разумнее будет заменить «держиморда» на «сатрап». Сейчас так не говорят.

— Принимается, — толстяк решительно вымарал указанное слово, — Что — то ещё?

— Нет, на этом всё.

— Ну, тогда пойдёмте, князь?

Павел успел забыть о присутствии бесцветного молодого человека. Даже вздрогнул от неожиданности, услышав его голос. Действительно, пора подлечить расшатанные нервы.

Он встал и пошел к выходу.

Прошло немногим больше двух месяцев, и карета с дверцами, украшенными гербом Плечеевых остановилась у заставы на въезде в Александровскую слободу. Возница, чернобородый мужик в надвинутой на глаза меховой шапке, по которой стекали капли моросящего дождя, проорал:

— Отворяй ворота, гвардия!

Из сторожки высунулся русоволосый молодой гвардеец. Он взглянул на герб и направился к воротам.

— Ничему не учатся, — буркнул Павел, — как были беспечными, так и остались.

— Да будет нудеть, барин, — Дилмурод повернулся к окошку, расположенному у него за спиной. Его специально проделали по просьбе князя. Ехать предстояло в одиночестве, а разговоры с Дилсмуцродом помогал скоротать время.

— Нет, ну он же только мельком взглянул на герб и сразу бросился открывать.

— Он вас в лицо знает. Да и меня, наверное, тоже.

— А вдруг со мной в карете сидит какой злоумышленник?

— Ну, может быть…