Именно поэтому Уля сама, первая бросилась на шею Захару. И сама поцеловала. А он привычно обнял ее полам своей куртки и довольно быстро прервал поцелуй.
— Пойдем скорее. К ночи приморозило.
Он любил ее как-то особенно нежно. Неторопливо, не спеша.
Так, что у нее стал набухать в горле какой-то непонятный ком. Но потом этот ком растаял — как растаяла и сама Ульяна, с вскриком истекая влагой под горячим солнцем по имени Захар. Потом они долго и молча лежали вместе — она в кольце его рук. И Уля говорила себе: «Ну, вот еще минуту. Ну, вот еще. Еще немного полежу и…».
— Во сколько у тебя завтра автобус?
Ну, вот и все.
— В четырнадцать двадцать.
— Я тебя отвезу до остановки.
— Не стоит. Я дойду пешком.
— Я отвезу.
Уля что-то хотела сказать — но Захар закрыл ей рот поцелуем.
Он уже не был нежным. И грубым он не был. Он был… прощальным.
Они больше не сказали друг другу ни слова. Молча любили друг друга. Потом молча одевались и молча шли до дома Настасьи Капитоновны.
Захар сам открыл перед Улей дверь. Не сказал ни слова. Не поцеловал. Впрочем, прощальный поцелуй ведь уже был.
При прощании Настасья Капитоновна расплакалась. И Уле стало так неловко, и тоже захотелось плакать, но она держалась, только обнимала бабушку крепко. И обещала еще приехать — если не летом, то на Новый год, через год — обязательно. И звонить будет — обязательно.
— Ну, все, хватит, — Настасья Капитоновна сердито шмыгнула носом. — Вон уже и Захарка свой тепловоз выкатил. Молодец он, что решил тебя отвезти до автобуса, а то студено сегодня.
В машине они с Захаром снова молчали. Уля думал обо всем сразу. Что он не попросил остаться. Что он не спросил ее номера телефона. Может, еще спросит? Когда привезет на остановку автобуса? А сам куда потом? Вернется в свой дом в деревне? Но ведь он там не живет, бабушка говорила. А Ульяна не знает, где он живет, в каком городе. Она даже фамилию не знает! Ни-че-го!
Кроме того, что ей с ним было потрясающе хорошо с постели. И легко и весело вне ее. И…
И все.
Незнакомец Захар, неизвестно откуда, подарил ей несколько шикарных горячих ночей. И на этом все.
Уля поняла, что ее просто распирает. Например, от желания начать вслух декламировать свой номер телефона. Или прямо спросить Захара, как его фамилия и где он живет. Но она сцепила зубы покрепче, вытащила телефон и открыла ленту новостей.
Ничего, перетерпим. Север, сука, он еще и гордый.
Захар не спросил ее номер телефона. Они так сидели в машине молча, пока не приехал автобус. Захар проводил ее до дверей автобуса и сухо сказал:
— Хорошей дороги, Ульяна.
Она сквозь пуховик почувствовала легкое касания его пальцев к своему локтю. Кивнула и, не оборачиваясь, стала подниматься по ступеням в автобус.
И на его машину Уля тоже больше не обернулась. Север гордый. Даже если сердце кровью обливается.
Дом казался пустым. А ведь в нем ничего не изменилось. Вот ровным счетом ничего. Но сам факт присутствия в соседнем доме аппетитной блондинки делал и его собственный дом… каким-то другим.
Более… более уютным, что ли.
Вот на этом крючке висел ее пуховик. Вот на этом стуле она сидела, когда они в первый раз обедали. Вот там… ступеньки скрипнули под его ногами… вот на этой кровати, на этой простыне они сегодня ночью любили друг друга. А вон там… Захар подошел к торцевому окну… вон там, в бане, у них все случилось в первый раз.
Она была тут всего три дня. Ну, если по суткам считать, то, наверное, четыре. Да неважно. За это время Уля как-то смогла занять такую часть его жизни, какой никто и никогда не занимал.
Захар не мог понять, в чем это выражалось, и что именно заняла Ульяна — время, мысли или еще что-то. Но… но… но ему сейчас без нее было… плохо.
Вот именно что плохо!
Захар спустился на первый этаж, залез с ногами на диван, вытащил из кармана штанов смартфон. Почему он не взял ее номер телефона? Почему не попросил остаться? Хотя бы почему не спросил о такой возможности?
Потому что… Потому что все это означало дать какую-то надежду. На то, что может быть что-то большее, что было. А ему это не надо.
Захар резко встал с дивана, подошел к окну, засунул руки в карманы.
А ему это надо! Оказывается — надо! Потому что простая мысль о том, что он больше никогда, никогда-никогда, вообще никогда не увидит Ульяну — его ужаснула. По-настоящему. Так, будто Захару сказали, что ему простоит операция, и ему должны отрезать ногу.
Как он будет без ноги?!
А как он будет без Ульяны?!
Захар шумно выдохнул и оглянулся по сторонам. Ему нужно было срочно приложить куда-то физическое усилие.
Но снег вычищен, дома порядок, вода в бане слита. И…
И через десять минут он выкатывал из гаража снегоход. А потом до темноты гонял по полям, ни о чем особо не думая.
Дома обнаружил, что таки слегка поморозил себе лицо — к вечеру температура упала до минус двадцати, плюс ветер.
Намазывая перед зеркалом на покрасневшую кожу мазь, Захар думал о том, что найти Улю не составит труда — ее номер и все другие данные наверняка сообщит ему Настасья Капитоновна.
Юбка, брюки? Юбка? Или все-таки брюки?!