Сын маминои подруги (СИ)

— Я растерялся, — Захар прижался губами к ее виску. И туда заговорил. — Ну реально, я никогда вот так… У меня так в первый раз и… Я с тобой собственный рекорд побил — вот чтобы через два часа… А ну тихо, куда?! — он прижал к себе дернувшуюся Улю.

— Я не такая! — нелепо возмутилась она.

— Я знаю, что не такая, — его рука снова успокаивающе заскользила по ее голове. — Вот именно поэтому я и тупанул. Ну не было у меня никогда таких, как ты.

— Каких это — таких? — икота все никак не проходила.

Он отвел от ее уха прядь волос.

— О-бал-ден-ных.

Она не придумала ничего умнее, чем поднять к нему зареванное лицо — а пусть любуется! — и недоверчиво спросить:

— Правда?

— Правда, — Захар чмокнул ее в кончик наверняка опухшего носа. — Ты мне когда вломила — там, в кафе — я думал, что вообще не очухаюсь. Думал-думал, не знал, как к тебе теперь подступиться.

Уля слушала Захара, смотрела в серьезные серые глаза — и чувствовала, что начинает глупо улыбаться. Как та самая школьница, которую позвал в кино тот самый мальчик.

— Думал обо мне?

— Постоянно.

Чем она чувствовала, что Захар говорит правду — Уля не знала.

Но она ему верила. И замерла в его руках, такая счастливая-счастливая.

Вздохнула глубоко, подняла лицо и коснулась губам шеи

Захара. Он тоже глубоко вздохнул.

— Вот зря ты так делаешь…

Ульяна улыбнулась ему туда же в шею — а потом коснулась еще раз, но уже с языком.

Захар снова судорожно вздохнул — а потом прижал ее к себе совсем плотно. Демонстративно. Ему уже снова было что демонстрировать.

— Знаешь, сколько у меня фантазий накопилось за то время, пока ты… пока я… ладно, пока я сам, как идиот, тупил?

— Сколько?

Он дернул пояс на ее халате.

— Сейчас начну показывать.

***

Захар проснулся первым. Сладко, с чувством потянулся. Задел ногой ногу Ульяны, но она не шевельнулась даже. А он повернулся на бок, подпер голову рукой и принялся любоваться.

Вчера не до того было. А раньше как-то и в голову не приходило. Зато теперь пробило.

Ну она же правда такая… Разглядывать хочется.

Например, эти так смешно и как-то по-детски оттопыренные губы — достаточно пухлые, но эта пухлость естественная. Чистая светлая кожа. Брови и ресницы не черные, но для такой блондинки, как Ульяна — довольно темные. И — блондинка, да-а-а-а. Захар коснулся густой россыпи волос на подушке. Гладкие какие… В такие и пальцы запускать, и на кулак намотать…

Сон сполз окончательно. Не все, ой, не все они вчера фантазии реализовали. Правда, не факт, что фантазию с волосами, намотанными на кулак, Уля позволит ему реализовать.

Картинка вспыхнула перед глазами совсем ярко. И рука Захара сам собой потянула одеяло с женского тела.

А ведь она может позволить. Встанет на четвереньки, прогнется и позволит ему намотать эти шикарные золотые волосы на руку. А если он дернет — послушно прогнется еще сильнее. Она вообще очень послушная. Особенно вчера была. Все-все позволила, до чего у Захара вчера руки дошли. Они, правда, не до всего дошли, но то, что он вчера хотел получить — он получил.

Захар любил послушных женщин. И терпеть не мог, когда с ним спорили. Особенно в постели. Он уже достаточно большой мальчик, чтобы понимать, как устроена женщина, и где у нее кнопка.

Так что не о чем тут спорить. Я знаю, как сделать нам хорошо.

Ульяна не спорила. В постели, по крайней мере. Голая она была сладко послушной. Все позволяла. Такая покорная и на все согласная. И такая открытая в проявлении эмоций.

А потом — раз! И в покорно всхлипывающей под ним девушке что-то прорывается — как разряд молнии в грозовом облаке. И она вдруг резко выгибается под ним, впивается ногтями в спину, в задницу — и гортанно вскрикивает: «Глубже! Сильнее!».

Или вдруг толкает его в грудь руками, заставляя перевернуться на спину. И седлает, и начинает так двигаться, что у него темнеет в глаза — от вида ее обнаженного тела, от того, как оно играет, как она вдруг опускается ниже, трется сосками о его грудь, глухо постанывая — а потом вдруг впивается зубами в его шею, оставляя смачный синяк.

Где тут покорность? Ни хрена ее нет. Но его эти всплески дико заводят. Потому что через пару секунд она будет беспомощно всхлипывать под ним, обнимая мягкими руками за шею.

Какой-то небесный бармен намешал для него идеальный коктейль, о существовании которого Захар даже не подозревал.

Что вот такое вот бывает.

Охрененное.

Одеяло между тем сползло до границ талии, и Захар снова вернулся от мыслей к любованию. У Ульяны шикарная грудь — высокая, пышная. Как говорится — берешь в руки, маешь вещь. И соски крупные и светло-розовые. Так и просятся в рот.

Захар облизнулся. Черт. Что-то не мог вспомнить, чтобы раньше у него при виде женской груди, как говорится, слюни текли — только в прямом, а не в переносном смысле.

Ну а чего, с другой стороны, терпеть и слюнки глотать, если все рядом и само в рот просится. Захар наклонился и медленно и с чувством взял в рот тугой сосок. М-м-м, как вкусно…

Грудь под его губами поднялась от сонного вздоха. На затылок легла женская рука.

— Какой же ты бесстыжий…