Сын маминои подруги (СИ)

Она вложила свои пальцы в его большую горячую ладонь, положила голову ему на плечо и позволила себе на несколько секунд не думать ни о чем. И только чувствовать, как его пальцы гладят ее руку, и еще большое плечо под своей щекой.

Она сделала то, что было необходимо.

А потом туман вернулся. И Уля через этот туман воспринимала все происходящее. Как Захара обнимает Артур, а потом Милана.

Как что-то негромко говорит Самсонов, но ей не разобрать, что именно. Только потом, когда Юрий Валентинович оборачивается к ней, подходит и негромко говорит на ухо, она слышит его слова:

«Молодец, девочка».

Все что-то говорят — громко, наперебой, а ее ведет. Чтобы совсем не расклеиться, Уля смотрит на Милану. Красивая, изящная. Идеальная. Она стоит в углу кабинета и о чем-то говорит с отцом. У Антона Балашова привычно поникший вид, а вот Милана совершенно неожиданно гладит отца по руке и плечу.

Неужели Балашовы смогли до чего-то договориться? Хорошо бы. А еще сейчас хорошо бы домой — даже чтобы просто стоять, приходится прикладывать огромное количество сил. А если Уля сейчас сядет — то уже не встанет. И уснет прямо тут, в кабинете Артура Балашова.

— Все, ребята, хорошего понемногу, — услышала Уля рядом с собой голос Захара. — Остальное завтра. Завтра-завтра-завтра. А мы домой.

Уля еще осознавала это «мы» и «домой», а ее уже вели за руку из кабинета. А потом коридор, лифт, парковка. Все молча.

Единственная реальность — это большая горячая рука Захара.

Его джип по-прежнему на парковке — два месяца дожидался хозяина. А по дороге Ульяна самым позорным образом уснула.

Такую ее, полусонную, довел до квартиры Захар. Такую и уложил в кровать. Именно в кровати Улю настигла внезапная и запоздалая мысль.

— Наталья Николаевна! — Уля даже проснулась. И резко села на постели. — Я ей не сообщила!

— Все в порядке, — рука Захара мягко надавил ей на плечо. — Отдыхай. Спи. Я сам все сделаю.

У нее не было сил, чтобы спорить с Захаром. И желания тоже.

Последнее, что она запомнила перед тем, как уснуть — как Захар накрывает ее одеялом.

И первое, кого увидела, когда проснулась, был тоже Захар. Он сидел на стуле возле кровати и смотрел на нее, подперев подбородок кулаком.

— Выспалась? — негромко произнес он, увидев, что Уля проснулась.

Ульяна кивнула, и этим весь ее ответ и ограничился. Она смотрела на Захара и думала о разном. Например, о том, что Захар провел два месяца в СИЗО, и ему сейчас очень нужны простые бытовые вещи, к которым он привык — одежда, ванна, еда. А Уля, вместо того, чтобы помочь ему с этим, уснула. Правда, судя по виду, Захар прекрасно справился сам. На гладко выбритое лицо вернулся привычный румянец, свежая футболка облегает мощные плечи, взгляд уже… уже не напоказ спокойный и уверенный.

Такой привычный, родной, для нее самый лучший — Захар Мелехов. Который любит другую женщину. Красивую, роскошную Милану Балашову. Ну и что, что она вовсе не Балашова, а Ватаева, и замужем, и явно не испытывает никаких чувств к Захару. Это не меняет того факта, что он ее любит.

Или Ульяне это все показалось?

— Есть хочешь? Голодная? — так же негромко спросил Захар. — Я кучу всякой еды заказал.

Больше всего сейчас Уле хотелось спросить: «Ты любишь ее?».

Но она промолчала. А Захар вдруг пересел со стула на кровать, обнял ее и прижал к себе. И куда-то в макушку произнес: «Все. Все. Все. Все хорошо».

Ей и вправду было хорошо. В его руках не может быть не хорошо. И если бы не этот подслушанный разговор… Нет, молчать нельзя. Невыносимо. Один раз она себя чуть не сожрала, думая о том, почему Захар не взял ее номер телефона. Второй раз додумывать за него Уля не выдержит.

Она резко отстранилась.

— Можно, я тебя спрошу кое о чем?

— О чем угодно, — спокойно отозвался Захар.

— Это правда, что ты любил Милану?!

Уля в последний момент поменяла слово «любишь» на «любила». Потому что «любишь?» — слишком страшно.

Захар какое-то время молча смотрел на нее. И лицо его было сейчас для Ули — закрытая книга. Впрочем, так, наверное, было всегда. Это она с чего-то решила, что знает его. Что имеет на него какие-то права. А он — он, оказывается, любит другую женщину.

Или все-таки — любил?!

— Да.

Это короткое слово было сказано спокойно.

У Ульяны в ответ вырвалось какое-то маловразумительное сочетание звуков. А в голове взрывался фейерверк таких же маловразумительных мыслей. Да? Да?! Да?!!

— Я не знаю, откуда ты узнала, — так же спокойно продолжил Захар. — Но скрывать не вижу смысла. Да, у меня были чувства к Милане.

Это «были» Ульяну уже не утешило и не спасло. Что-то другое неумолимо брало власть над ней.

— Давно? — поразительно, но ее голос звучал так же спокойно, как и голос Захара.

— Давно. Еще со школы.

Это настоящее чувство. Которое живет уже много лет, невзирая ни на что. И сила отчаяния, которое захлестнуло Ульяну, была почти равна силе благоговения перед мощностью такого чувства. Любить столько лет. Любить, несмотря на то, что она принадлежит другому.

Наверное, так можно любить каких-то особых людей, вроде Миланы Балашовой.

Она — недостижимая звезда. А Уля… Уля — это Север. В валенках.