Сын маминои подруги (СИ)

О разговоре с Миланой Захар думал весь остаток дня. Она сказала ему, куда именно улетела Ульяна на кассацию, но Захар не был теперь уверен, что ехать к ней — правильное решение. Чем больше он думал, тем лучше понимал, что наворотил он в душе Ульяны похлеще, чем слон в посудной лавке. И исправлять это второпях, между заседаниями кассационного суда по очень важному делу — не самый лучший вариант. Правда, и ждать, зная, что она там себе уже сочинила всего про него — тоже такое себе.

Захар никак не мог решить, как лучше поступить. Несколько раз уже практически заказывал билет — но в последний момент все же отказывался от этой идеи. Единственное, что он делал стабильно — это отправлял Уле всевозможные сообщения. Про погоду, про пробки, про новости головного офиса «Балашовского», про здоровье матери, про своих дятлов — как он называл сотрудников лаборатории. Уля исправно читала эти сообщения, ставила реакции, иногда отвечала — когда он ей задавал вопросы о том, как идет дело, или какая погода у них там.

Все это походило на игру. Или на какой-то сложный старинный танец, состоящий из поз, с каким-то почти неприличным названием. Они оба общались, игнорируя главное. Делая вид, что этого главного нет и не было. Ненормальная ситуация, совершенно.

Но Захар вдруг ясно и отчётливо понял, что завершиться все должно именно там, где началось. И необъяснимая — как это часто с ним бывает — уверенность, что именно так и правильно, давала ему сил вести и дальше этот… а, вспомнил название — менуэт!

***

Решение в теории было правильным. Нет, оно в моменте даже казалось единственно верным. Ведь они так решили совместно с Юрием Валентиновичем. Что если все пройдет с Захаром благополучно, то на кассацию поедет именно Ульяна. И все документы на нее уже оформлены, и состояние Самсонова объективно пока не располагает к длительным командировкам. И, самое главное, она уедет от Захара.

А это ей необходимо — Ульяна тогда была в этом уверена твердо.

От этой ее уверенности спустя несколько дней не осталось и следа. Эту уверенность разбивало, подтачивало все. И звонок Захара — точнее, его многочисленные звонки перед тем, как она набралась решимости ответить. И вся последующая переписка с ним.

Что тебе от меня надо, что?! То, что и всегда? Качественный секс по первому требованию, с которого у нас все и началась? Если рассуждать отстраненно, то нет в этом ничего плохого. Как хороший секс может быть чем-то плохим? Если только один из участников процесса не имел глупость влюбиться. А это сразу все меняет. Усложняет. И, самое главное, приносит очень много огорчения и обиды. Нет, тут должны быть другие слова, но Уля не хотела их искать. Чтобы не закопаться в эмоциях окончательно.

Самое досадное во всем этом было то, что гордость внезапно свалила в закат. Ну да, мы такие гордые, мы уехали, не высказав вопросов, не расставив точки над «i». Хотя какие тут нужны точки?

Ну, стоило хотя бы объяснить Захару, что она больше не намерена поддерживать такие отношения. Но тогда ведь придется объяснять

— почему? А объяснение: «Потому что я тебя люблю, а ты любишь другую» — его чертовски трудно произнести. Потому что гордость тогда вопила о том, что мы такое никогда ни в жисть не скажем! А теперь эта самая гордость свалила — естественно, гордо! — в закат.

Оставив Улю разбираться с накатившей на нее тоской.

Ульяна оказалась не готова к тому, как будет скучать по Захару. Как ей будет тоскливо без него. И от мысли о том, что их отношениям пришел конец. И гордость в противостоянии с этой тоской Уле никак не помогала. Масла в огонь подлила Наталья Николаевна, когда в очередной раз позвонила. Их дружба, выйдя из подполья, только усилилась, и Уле было ужасно тоскливо еще и от того, что она, по сути, Наталью Николаевну обманывает. А мама Захара регулярно радовала Ульяну рассказами о своих нескучных буднях заведующей кафедры — Наталья Николаевна уже вышла на работу. И однажды, когда позвонила, долго живописала о том, как к ней приходил Захар, и что он ей рассказывала, как они с Ульяной ездили кататься на лошадях.

— Какая же отчаянная, девочка моя, — гудела в трубку Наталья Николаевна. А Ульяне хотелось плакать.

Решение по их делу суд вынес за три дня до Нового года.

Решение в пользу агрохолдинга «Балашовский». Ее поздравили все, первым — Самсонов. «Теперь ты от Богини уже не отмажешься», — смеялся он. Уля пыталась вяло протестовать. В конце концов, львиная доля работы по этому делу была выполнена именно Юрием Валентиновичем, а Уля так — сливки сняла. Но ее никто не слушал — ни сам Самсонов, ни оба Балашовы. Звонок от Миланы стал для Ульяны полной неожиданностью. Она слушала комплименты в свой адрес — которые казались абсолютно искренними, но в этот время ей больше всего хотелось перебить владелицу «Балашовского» и спросить в лоб: «Что ты чувствуешь к Захару?!».