— Вас доставили к нам в Боткинскую больницу рано утром 25 октября с черепно-мозговой травмой. Как следует из истории болезни, произошёл какой-то коллапс на железной дороге, резкая остановка поезда, отчего часть пассажиров получили травмы различной степени тяжести.
«Всё, приехали…» — успел только подумать в промежутке я.
— После обследования, было принято решение Вас оперировать. Мы поэтому спрашиваем, помните ли Вы, как подписывали бумаги согласия на хирургическое вмешательство.
— Нет.
— После начала операции появился риск повреждения центральной нервной системы из-за возможного кровоизлияния, поэтому нейрохирурги вынуждены были ввести Вас в состояние искусственной комы.
Я совершенно перестал понимать, что они говорят. Слова звучали знакомо, но общий смысл от меня ускользал.
— Документы на это уже подписывала Ваша жена, потому что Вы были под наркозом, — вмешался Виктор Эдуардович.
— Верно, однако, вопреки прогнозам, кома продлилась не сутки-двое, а шесть с половиной суток.
Я был совершенно сбит с толку, думать рационально не получалось, вопросы метались в голове один за другим.
— А ноги?
— Что «ноги», простите? — переспросил Джейхун и оглянулся на Виктора.
— От-нялись но-ги! — выговорил я и поперхнулся.
— Это, скорее всего, временный эффект. Нужна небольшая терапия. Позвоночник или поясница не пострадали, основной удар пришелся на теменную часть, остальное — просто ушибы.
— Наверное просто «отлежали»? — попробовал отшутиться Виктор Эдуардович.
— Хо-рошо, — у меня пока отлегло, об остальном можно было подумать спокойно уже когда они уйдут.
— Завтра у Вас Виктория Александровна возьмёт дополнительные анализы, и сможем начать реабилитационную терапию. Страховка Ваша это всё покрывает, да и РЖД уже прислали запросы на досудебное урегулирование, так что, голубчик — жизнь налаживается, — приторно закончил Виктор Эдуардович.
— Важен Ваш положительный настрой, в реабилитации это главное: воля и желание. Понимаю, что сейчас положение кажется отчаянным, но рассматривайте это как вынужденный отпуск в санатории, из которого Вы скоро вернётесь.
— Хо-рошо, — улыбнулся я, выглядело и в самом деле обнадеживающе.
— Вам пока с телефоном будет проблематично, так что жене Вашей я позвонил, она обещала через пару часиков заехать, в зависимости от пробок.
— А дети?
Доктора странно переглянулись, и Джейхун похлопав меня по бедру, чего я практически не почувствовал, произнёс:
— Всё будет хорошо, поправляйтесь!
— Угу!
Я откинул голову на подушку и прикрыл глаза. Консилиум затоптался на выход. Алёна их выпроводила, и сама перед уходом спросила:
— Может включить телевизор, а то совсем скучно так лежать будет?
— Да.
Достав пульт, она включила телевизор и подложила пульт мне под правую руку.
— Куда что нажимать уже знаете, если что — я рядом. Постарайтесь поспать — это лучшее лекарство на ближайшую неделю.
— По-нял, — ответил я, а сам подумал: «Как? Ещё неделю спать?»
Я лежал, закрыв глаза и размышляя больше часа. Всё было логично по тем данным, которыми меня снабдили врачи. Не верилось только, что мозг самостоятельно мог создать практически отдельный огромный альтернативный мир, единственным обитателем которого был я сам, а остальные были лишь проекциями моего сознания. Я очень хорошо помнил события, диалоги, ощущения, запахи, наверное, даже лучше и ярче, чем запомнил бы в реальной жизни. Может, потому что ничего не отвлекало, всё было уже привычно и знакомо. Мне почему-то подумалось о людях с расстройствами психики, которые придумывают себе новые личности, историю жизни в деталях, и порой даже несколько экземпляров. Ведь они тоже во всё придуманное верят, живут этими жизнями, а чем же я хуже?
Конечно, усталость взяла своё, я вскорости задремал. Разбудила меня Алёна, подёргав осторожно за плечо.
— Сергей Александрович, Ваша жена подъехала. Приглашать?
— Да, — ответил я, ощущая усталость в горле после всех разговоров.
Алёна вышла в коридор, а меня неожиданно накрыла волна иррациональной жалости к себе и какое-то подобие стыда за своё нынешнее состояние. К горлу подкатил комок, глаза стали намокать от предчувствия встречи. Я уже представил, что скажет жена, как будет меня утешать. Я был подобен ребёнку, готовому расплакаться ещё сильнее, если мама долго его жалеет и говорит: «Ну не плачь!». Я закрыл глаза, и склонил голову направо, чтобы уже скопившиеся в уголках слёзы скатывались в наименее приметную сторону. Сердце заколотилось от звука открывающейся двери и осторожных шагов, я задышал чаще, отгоняя накатывающее желание зареветь. Шаги замерли слева от койки, я зажмурился сильнее, не в силах сдержаться, чтобы не расплакаться окончательно. Мягкая ладонь легла мне на лоб, я уже чувствовал катящиеся по щекам слёзы, было глупо это пытаться скрыть. Я резко выдохнул, повернул голову налево, открыл глаза и окаменел. Надо мной склонилась в снисходительной улыбке совершенно незнакомая мне женщина.
[1] Эхо времени (англ.)