«…сын Музы, Аполлонов избранник…». Статьи, эссе, заметки о личности и творчестве А. С. Пушкина

Но если стих поэта доходил до сердца даже близкого ему по времени и месту русского поколения, то нельзя того же сказать о звуковом музыкальном переложении пушкинских произведений… Здесь требовалась культурная обработка, воспитание общества, воспитание целых воззрений и толкований на искусство, но от того творческая сила гения стала еще глубже.

Первое представление оперы «Евгений Онегин» в Московской консерватории 17 марта 1879 года прошло со средним успехом. Бытовые и художественные качества самого произведения, «собирательное» значение действующих персонажей, аромат отвлеченных красот, – все это в значительной мере ускользало от зрителей. Публика даже возмущалась: как это на сцене варить варенье и заниматься «письменными влюбленностями»{112}.

Но чем дальше развивалась история государства и общества, тем ярче и захватывающе становилось значение «Евгения Онегина». Накануне Великой Войны эта опера не сходила со сцены Императорского и всех провинциальных театров. Она создала таких Онегиных, как Тартаков{113}, Каракаш{114}, Камионский{115}, таких Ленских, как Собинов{116}, Смирнов{117}, Фигнер{118}, Севастьянов{119}, Карензин…{120} На них училась музыкальная молодость обеих русских столиц, прекрасные арии входили в обиход, словно мелодии самых близких песен.

«Пиковая дама» – другое пушкинское произведение, переложенное на музыку тем же Чайковским.

За 45 лет эта опера прошла на всех русских сценах тысячи раз, собирая всегда полные залы публики и знакомя с индивидуальными и выразительными чертами восемнадцатого века у нас одно поколение за другим.

Однако первая постановка «Пиковой дамы» на сцене Мариинского театра 7 декабря 1890 года прошла довольно безотрадно. Рецензенты того времени не сумели заглянуть вперед, не смогли дать и объективного музыкального анализа{121}.

Потребовалось время, воспитание определенного вкуса, усвоение темы и прелести стиха и мелодии, чтобы должная оценка проникла в широкие круги общества.

Эта великая воспитательная дедукция пушкинского гения еще разительнее сказалась в «Борисе Годунове» Мусоргского{122}.

Когда Шаляпин{123} впервые в 900-х годах выступил в роли Царя Бориса, то уж и критика была достаточно искушенной, и вкус столичных русских меломанов был вполне рафинирован… И тем не менее в похвальные отзывы и естественную восторженность сплошь и рядом вставлялись замечания о «несценичности» «Бориса Годунова», о «драматизме», а не о «мелодичности» его трактовки и т. д.

Но гений порождает ту творческую волю, которая созидает мир… Ф. Шаляпин явился гениальным толкователем поэта и могучего композитора. И соединение их трех сделало из «Бориса Годунова» одно из самых пленительных сценических произведений всей нашей эпохи и еще раз, во славе и побеждающем величественном свете, вынесло часть русской исторической культуры на все цивилизованные участки мира, повлияв на вкусы, определив новые школы и течения.

И в «Евгении Онегине», и в «Пиковой даме», и в «Борисе Годунове» проникновенно изображен русский человек во всех званиях и состояниях, изображена русская природа, ее стихийность, противоречия русской души, смиренная покорность, мечтательность и буйная мятежность, чувство религиозного миросозерцания и сказочная эпоха старины.

Общечеловеческие страсти, выраженные в творениях поэта, нашли свое блестящее толкование в музыкальных композициях, как «Моцарт и Сальери», «Каменный гость» Даргомыжского{124}, «Мазепа» Чайковского{125}.

Былинный и сказочный эпос древней Руси запечатлены в «Руслане и Людмиле» Глинки{126}, и в «Сказке о царе Салтане», а народный фольклор прекрасно дан в «Русалке» Даргомыжского.

К книге «Пушкин и музыка» Серапин пишет:

«Простой, легкий и в то же время полный внушений язык Пушкина исходит из этой только ему в такой степени свойственной двойной связи его поэзии с самой подлинной жизнью и с ее отдаленнейшими планами вдохновенного мышления, как постижения»{127}…

Пушкин не был меломаном, но он сам любил и понимал музыку; он в звуках, а не в именах воспринимал Глюка{128}, Гайдна{129}, Сальери{130}, Моцарта{131}, Пуччини{132}, любил песню русскую, цыганскую (стоит вспомнить его вечера у цыганки Тани){133}.

«Из наслаждений жизни одной любви музыка уступает; но и любовь – мелодия» – читаем мы в «Каменном госте».

Его трогало русское отношение к музыке: «От ямщика до первого поэта мы все поем уныло»[56]. Или: «Пой Ямщик! Я молча, жадно / Буду слушать голос твой. / Месяц бледный светит хладно, / Грустен ветра дальний вой…»[57].

Почти все лучшие стихотворения Пушкина переложены на музыку: «Я помню чудное мгновенье», «Мой голос для тебя, и ласковый, и томный», «Слыхали ль вы за рощей глас ночной», «Черная шаль», «Талисман», «Я здесь, Инезилья»{134} и др.

Есть ряд чудесных музыкальных декламационных транскрипций, многое взято для простых лирических детских песен.