Сын на отца

Дюжина фамилий была ему знакома — церковь уже поработала с данными кандидатурами и гарантировала их стойкую неприязнь к «родителю». И на тайну исповеди, если не отнеслась наплевательски, то вовсю ее использовала. Но то не грех — ведь царь их сам приводил пастырей к особой присяге, чтобы доносили на крамольников. Так что все это обернулось против самого Петра Алексеевича — многие священники испытывали к нему жуткое отвращение, причем с идеологическими мотивами.

«Перекрестная проверка проведена сразу же с двух направлений — за и против. Так что отдаю их в разработку „сибирякам“ и Глебову — они смогут ее провести, к тому же дядька поможет. И солдат втянуть надобно — во время переворота они надежной опорой командирам будут, и своих сослуживцев в это дело вовлекут обязательно. А мы это дело непременно возглавим — только нужно поторопиться, ведь риск доноса с каждым днем возрастает по мере увеличения числа мятежников.

Акулинин молодец, работает уже не за страх, за совесть. Понимает хорошо, что я ему дать намного больше смогу за верную службу, чем он получит за предательство. Надо приободрить».

— Хорошо поработал… стольник.

Дьяк побагровел от оказанной ему немыслимой чести — столь весомая дворцовая должность давалась исключительно дворянам и жильцам московским, а то и отпрыскам родовитых княжеских семей, но никак не однодворцам и сынам боярским.

— Живот положу, государь!

В дверь постучали два раза, быстро, а затем еще дважды, через промежутки. Алексей посмотрел на дьяка, тот склонился в поклоне.

— Царевич, раскольников привели, это самые влиятельные из купцов, каких только смогли отыскать. Сейчас им сказали, кто будет говорить с ними — место надежное, там наши люди.

— Хорошо, пошли! Но говорить с ними буду наедине!

Алексей вышел в коридор, где располагались гостевые комнаты. Этот постоялый двор стал главным центром подготовки мятежа — слишком удобен, да и путей отхода из него множество. К тому же народец постоянно снует — в толпе затеряться можно, и кого угодно сюда наверх привести, во флигель — тут уже жили исключительно свои люди, хорошо подготовленные, силовики из состава «Альфы», как он их именовал про себя, отборные и лихой контингент. И никого из посторонних, даже служанок — ведь женщины по природе своей могут проболтать любую тайну.

— Здорово, степенные!

— Здравствуй и ты, государь-царевич!

Трое мужиков, бородатых и пожилых, одетых в неброскую, но отнюдь не дешевую одежду, поклонились ему в пояс, коснувшись рукой пола. И выпрямились, настороженно взирая ему в глаза.

— Давайте говорить откровенно, дабы время напрасно не тянуть — его и так мало. Да садитесь вы на лавку — дела лучше сидя обговаривать, а они у нас нешуточные могут быть.

Алексей первым уселся на лавку, напротив него медленно, настороженно смотря, расселись бородачи, которых здесь именовали «начетниками», «раскольниками» и «двоеперстцами», а в его время «староверами».

— Не желаю лютеранства и схизматиков, чью веру царь Петр воспринял. Сразу скажу — родитель мой настоящий двадцать лет подался за море, наукам учится, и сгинул в выгребной яме. Франц Лефорт подобрал похожего немчика и привез на Русь, и стали они порядки свои бесовские устанавливать. Бояре то что — лже-Дмитрию самозванцу служили их пращуры, вот и они покорно служат — на вотчины их никто не покушается. А тех, кто настоящего царя хорошо знал, казнили — помните, как стрельцов умучили?!

Староверы переглянулись между собой, удивления на лицах не было, словно про все ведали, и кивнули. Алексей продолжил говорить глухо, не торопясь, медленно выделяя слова:

— Матушку мою в монастырь заточили навечно — я ее недавно посетил. Она и сказала, что царя подменили, а потому ее и упрятали, чтобы тайну сию не выдала. Ведь жена хорошо знает своего мужа.

— Это так, царевич!

Ни капли удивления на бородатых лицах, полнейшее спокойствие, которое впору называть олимпийским.

— Я хочу престол отчий себе вернуть немедленно, Москвой овладев. Если вы мне поможете, то я дам вам то, чего ни дед мой, ни дядька, ни отец сделать не могли. Церковь сильна и гонения на вас требует продолжить, я же считаю, что вы, сторонники старой веры большую пользу принести можете, а потому укажу вам дорогу и дам в полное владение то, что вы ищите уже долгое время, мотаясь по Сибири.

Алексей сделал паузу и внимательно посмотрел на раскольников, в глазах которых стало разгораться пламя надежды. А потому не стал тянуть время и рубанул:

— Берите Беловодье, владейте им полностью. Подчиняться будете токмо мне одному — ставьте свои земские избы и церкви, выбирайте духовников и начальных людей, дам железо и оружие.

— А где оно, государь?!

— Смотрите сюда, — Алексей вытянул из-за пазухи собственноручно начерченную им карту, приблизительно точную, плюс-минус пятьсот верст, понятное дело, но с указанием примерных расстояний.