Сын Наполеона

Но корабль, на котором она находилась, начал медленно удаляться от берега… Она не может сойти… Зловещее невидимое препятствие возникло между ней и островом, куда так стремилось ее существо…

Вдруг Люси видит, что корабль снова пристал к берегу… Она рядом с сыном… Обнимает, прижимает к груди, ее губы тянутся к нему..

Люси проснулась…

Комната отеля, мерцание свечи в высоком медном подсвечнике…

Шарль склонился над ней, и его поцелуй, вызвав приятные ощущения во сне, стал одновременно причиной не менее приятного пробуждения.

Радость при виде мужа вытеснила из ее головы все вопросы…

Чуть позже она полюбопытствовала:

— Ты хотя бы не вымок во время этой ужасной грозы?

— Нет!.. Я спрятался, — ответил Шарль со странным выражением.

Какая-то мысль не давала ему покоя.

Люси, обрадованная его возвращением, в полусне, не могла заметить всего этого, а потому ее ничего не встревожило.

Она даже не обратила внимания на то, что Шарля привлек вид замороженного апельсина.

— Смотри-ка, — обрадовался он, — вот то, что мне нужно… Страшно хочется пить, кажется, у меня жар!

И он в два счета проглотил его, чуть ли не целиком.

— Какая прелесть, просто чудо! — шепнул он. — Прекрасная идея пришла Люси купить апельсин… Энни и она, видно, соблазнились этими фруктами, что продают мороженщики на Елисейских полях, и мне оставили мою порцию… Приятно, что она не забыла обо мне!..

Но сонная Люси не слышала или не поняла восторга Шарля относительно восхитительного ледяного апельсина, который он только что уничтожил.

На следующий день, едва забрезжил рассвет, в дверь постучали. В соответствии с полученными распоряжениями служитель отеля разбудил путешественников и сообщил, что почтовая карета ждет их на улице.

Люси тотчас же оказалась на ногах, разбудила Энни, и обе быстро оделись. Вещи были давно упакованы. Носильщик забрал их, чтобы прикрепить на задок кареты.

— Ну и лентяй, мы уже готовы, а ты еще в постели! — весело крикнула Люси Шарлю, который с трудом разлепил глаза, чувствуя себя страшно разбитым.

— Невероятно, — еле ворочая языком, ответил Шарль, — но я не могу проснуться… Совершенно не могу… глаза закрываются, не могу пошевелить ни рукой, ни ногой…

— Это все вчерашняя гроза… ты вымок…

— А, ничего… я тюль ко немного посплю. Пара часов сна — и все пройдет…

— Ну ладно! — решила Люси. — Сделаем так. Мы едем с Энни в Саблонвиль, чтобы сдать наше драгоценное дитя прямо в руки хозяйки пансиона… Верно, Энни? И ты догоняешь меня в пансионе через час или два…

— Прекрасно придумано, — отвечал Шарль еле слышно, — я и в самом деле совершенно не способен подняться…

— Тогда вперед, Энни, — сказала Люси и добавила: — Мы возьмем коляску, которая отвезет нас в Саблонвиль, а ты приедешь в почтовой карете с вещами Энни… Ты выиграешь еще немного времени… Тебе не обязательно быть в пансионе.

Распорядившись таким образом, Люси и Энни уехали. Их путь лежал в Саблонвиль, в пансион сестер Куро, «воспитанниц мадам Кампан», как утверждали проспекты.

Пансион этот, по плану знаменитого Сен-Жерменского заведения, принимал дочерей чиновников и представителей буржуазии. Воспитание там было отменным, и директрисы, сестры Куро, гордились тем, что «школят» своих пансионерок, дабы сделать из них элегантных дам, умеющих держать себя в салонах, а также отличнь*х хозяек, для которых нет секретов в приготовлении варенья.

Энни разрыдалась, осознавая то, что остается в этом мрачного вида пансионе одна среди незнакомых людей.

Высоченная мадемуазель Куро-старшая, в чепце с рюшами из сиреневых лент, тонкие губы на остром лице, злобная и скрытная, совершенно не отличалась от мадемуазель Куро-младшей, маленькой уродины с тонким длинным носом, оседланным очками, за которыми поблескивали узенькие серые рыскающие глазенки, всегда находящиеся в поиске чего-то предосудительного. И речи быть не могло о том, чтобы успокоить бедных пансионерок, ни тем более сделать приятным их пребывание в пансионе, придерживающемся метода и точки зрения знаменитой воспитательницы времен Империи.

Люси изо всех сил пыталась успокоить и ободрить Энни. Девочка, стараясь не досаждать благодетельнице, силилась удержать слезы и казаться довольной тем, что принята в число этих непрямых учениц мадам Кампан.

Только одно обстоятельство способно было высушить слезы и успокоить ее сердечко, бившееся так сильно, что оно готово было выпрыгнуть из груди: обещание Люси вернуться как можно быстрее с острова Святой Елены, который, по ее разумению, находился значительно дальше Англии, а также надежда на то, что Люси вернется не одна, а с Андре, и все они скоро соединятся…

Однако нужно было расставаться. Уже два или три раза Люси, посмотрев на часы, справлялась, не ждет ли у ворот почтовая карета.

Каждый раз ответ был отрицательным. Люси успокаивала себя:

— Шарлю потребовалось, наверное, больше времени, чем он думал… В отеле не должны были его будить… Впрочем, хорошо, что он выспится… Мы прибудем в Мант позднее, вот и все… Но не стоит сейчас затягивать прощание!