Сын Наполеона

Явилась мадемуазель Куро-младшая, подергивая плечиками и бросая острый взгляд из-под очков. Она объяснила, что поскольку племянница Люси Элфинстоун (принять в пансион, над которым витает августейшая тень мадам Кампан, могли только при наличии достойных родственников) включена в число воспитанниц заведения, то ей следует немедленно подчиниться правилам и присоединиться к своим подругам на уроке изящных манер. Нужно прощаться.

Энни с плачем бросилась было в объятия Люси, но горбатая мадемуазель Куро-младшая потянула ее за собой, и девочка пошла с тяжелым сердцем и слезами на глазах учиться манерам у важного ста-ричка-коротышки, вернувшегося из эмиграции.

Люси осталась в гостиной одна, рассеянно разглядывая римские профили, нарисованные углем, головы, выполненные сангвиной, этюды в карандаше и акварельные пейзажи, украшавшие стены и подтверждавшие, что в пансионе, следующем суровой методе мадам Кампан, изящными искусствами не пренебрегали.

Она считала минуты, разглядывая уже, наверное, в двадцатый раз прелестные работы карандашом и кистью юных пансионерок, пыталась вспомнить, есть ли у Шарля адрес пансиона, и спрашивала себя, не поехал ли он искать ее в Нейи.

Приближался полуденный час, и колокол прозвонил к трапезе, когда дверь приемной открылась и вошла служанка, объявившая, что у ворот остановилась почтовая карета.

Повеселев, Люси бросилась к выходу.

Она ожидала увидеть улыбающегося Шарля, высунувшего голову в окно кареты. Он, конечно, начнет извиняться за опоздание: «Не ругай меня…»

Карета была пуста.

Пораженная Люси направилась к вознице.

Он, не дожидаясь вопроса, растолковал ей, что ему приказали отвезти ее туда, откуда она приехала, в отель на углу улицы Миромесниль.

Больше возница не знал ничего. Он разговаривал только с управляющим. Ему велели не трогать чемодана и саквояжа, прикрепленных на задке кареты.

Это были вещи Энни. Люси не без удивления заметила, что багаж Шарля и ее собственный исчез.

Она не знала, что и думать. Благоразумнее всего было оставить в пансионе саквояж Энни и не медля вернуться в отель.

Пока карета ехала в Париж, Люси в страшном беспокойстве спрашивала себя, что могло задержать путешествие.

Выскочив из кареты, она быстро поднялась в комнату, где нашла Шарля в постели, смертельно бледного, почти без сил, еще более беспомощного, чем утром.

Бросившись у нему, Люси поцеловала мужа, умоляя ответить, что с ним.

— Здесь жжет, — едва отвечал тот, показывая рукой на желудок, — и еще… голова… Пить и… спать…

Он не смог оторвать головы от подушки.

— Врача!.. Быстрее врача, — крикнула Люси испугавшись.

Она дала больному чашку липового отвара — его приказал на всякий случай отнести своему клиенту хозяин отеля — и он жадно опустошил ее.

— Жжет меньше, — голос Шарля слабел, — очень хочется спать…

И он снова упал на подушку. Силы убывали.

Пришел врач, эскулап, не слишком торопящийся в отель к случайному больному. Разве это пациент? Как только их вылечишь или едва им полегчает, как эти путешественники возвращаются домой, где личный врач кладет себе в карман их денежки. Поэтому он довольствовался лишь поверхностным осмотром своих незадачливых пациентов, чьи гонорары были слабым утешением за причиненное беспокойство.

Он пощупал у Шарля пульс, посмотрел его язык и, сделав заключение о несварении, прописал диету и очищение желудка.

Потом ушел, не выказав особой озабоченности состоянием больного.

Люси умоляла его не уходить. Он обещал прийти вечером.

Вернувшись, врач понял, что состояние Шарля ухудшилось. Появились сухость в горле и прерывистое дыхание. Больной жаловался на усиление жжения в желудке, о котором говорил утром. После обеда у него открылась рвота. Конечности похолодели. Жар исчез, уступив место холодному поту.

Врач покачал головой и более внимательно осмотрел больного.

— Странно, — пробурчал он, — мне кажется, это…

Он умолк, бросив странный взгляд на Люси, и добавил, резко сжав руку Шарля, как бы желая вывести его из оцепенения и привлечь внимание:

— Что вы вчера ели?

Вмешалась Люси и детально описала врачу то, что съел Шарль.

— И больше ничего? — спросил врач недоверчиво.

— Ничего. Впрочем, я и еще одна девушка ели то же самое, но с нами все в порядке…

— Невероятно, — нахмурился доктор. — Тогда я ничего не понимаю… Однако, — вновь заговорил он, со вниманием рассматривая рвотную массу, — можно сказать, что здесь следы… следы…

Он не решался огласить диагноз.

Больной было рванулся, но сразу же бессильно упал на подушки:

— Доктор, это… отравление?

— По правде, думаю, да, — согласился врач. — Рвотные массы подозрительны, и, кроме того, обильное потоотделение, ощущение жжения, оцепенение… Это все симптомы отравления ядовитым растением, может быть, наркотиком: табаком, беленой, дурманом…

— Но она не могла меня отравить, — прошептал больной.

— Она? — Люси бросилась к постели и склонилась над Шарлем.

Он протянул руку ко лбу, где блестели капли пота: