Сын охотника на медведей. Тропа войны. Зверобой

– Когда? – спросил Зверобой, у которого судорожно сжалось горло при виде такого равнодушия к человеческой жизни. – А почему бы вам не отвести их с собой в ваши вигвамы?

– Дорога длинна и полна бледнолицых. Вигвамы полны, а скальпы дороги. Мало скальпов, за них дают много золота.

– Так, так, яснее быть не может. Теперь вот что, приятель: вероятно, ты знаешь, что старший из этих пленников – отец двух молодых девиц, а младший – нареченный жених одной из них. Понимаешь, что девушки ничего не пожалеют для спасения таких друзей? Ступай же к своим старейшинам и скажи, что молодые девушки предлагают за выкуп пленных вот этих двух костяных чудовищ. Ты воротишься с их ответом до солнечного заката.

Молодой человек вошел в эти переговоры очень охотно и с такою искренностью, которая не позволяла сомневаться в том, что он добросовестно исполнит поручение. Занятый единственным желанием приобрести невиданное и неслыханное сокровище, он вовсе, по-видимому, забыл ненависть своего племени к английским подданным. Бампо был вполне доволен произведенным эффектом. Правда, хитрый ирокез предложил взять с собою одного слона, чтобы показать вождям, но Зверобой был слишком опытен, чтобы согласиться на подобное предложение. Он отлично понимал, что слон никогда не достигнет своего назначения, если попадет в такие руки. Вскоре это маленькое затруднение было устранено, и молодой индеец решился убраться восвояси. Взойдя на платформу, он попробовал попросить взаймы лодку, чтобы скорее окончить переговоры. Но, увидев отрицательный жест Зверобоя, он поспешил взобраться на свой неуклюжий плот и немедленно отчалил от «замка». Охотник сел спокойно на табурет и, опершись подбородком на руку, провожал глазами ирокезского посла до тех пор, пока тот не пристал к ближайшему берегу в полумиле от «замка».

В то время как Зверобой вел переговоры с мальчиком, в соседней комнате разыгралась сцена совсем другого рода. Хетти спросила, где находится делавар, и, когда сестра сказала ей, что он спрятался, она направилась к нему. Чингачгук встретил посетительницу ласково и почтительно. Он знал, что она собой представляет и, кроме того, его симпатии к этому невинному существу укреплялись надеждой услышать какие-нибудь новости о своей невесте. Войдя в комнату, девушка села, пригласила индейца занять место рядом, но продолжала молчать, предполагая, что вождь первый обратится к ней с вопросом. Однако Чингачгук не понял ее намерений и продолжал почтительно ожидать, когда ей будет угодно заговорить.

– Вас зовут Чингачгук, или по-нашему Великий Змей? Так или нет?

– Да. Мое имя на языке Зверобоя означает Великий Змей.

– Но язык Зверобоя есть в то же время и мой родной язык. На нем говорит мой отец, Джудит и бедный Генри Марч. Знакомы ли вы с Генри Марчем, Великий Змей? Нет, без сомнения, иначе он говорил бы о вас.

– Скажи мне, Скромная Лилия (Ибо этим именем вождь решил называть бедную Хетти), произносил ли чей-нибудь язык имя Чингачгука в ирокезском стане? Нет ли там маленькой птички, которая любит петь его имя?

Не отвечая ничего, Хетти склонила свою голову, и яркий румянец покрыл ее щеки. Потом она подняла свои глаза на индейца, улыбнулась, и во всех чертах ее лица выразился утвердительный ответ.

– Моя сестра, Скромная Лилия, слышала, без сомнения, эту маленькую птичку! – прибавил Чингачгук восторженным и нежным тоном, противоречившим, как нельзя больше, грубым звукам, обычно выходившим из тех же уст. – Уши моей сестры были открыты. Неужели теперь она потеряла свой язык?

– Да, теперь я вижу, что вы действительно Чингачгук. Знайте же: я слышала ту птичку, о которой вы говорите. Имя ее – Уа-та-Уа.

– Что же она пела, эта птичка? Смеется ли она? Плачет ли? Скажи мне все, Скромная Лилия, что ты знаешь о маленькой птичке.

– Всего чаще она пела имя Чингачгука и смеялась от чистого сердца, когда я рассказывала, как ирокезы бросились за нами в воду, погнались и не догнали. Надеюсь, Великий Змей, что у этих деревянных стен нет ушей?

– Нечего бояться стен. Сестра в другой комнате. Нечего бояться ирокеза: Зверобой заткнул ему уши и глаза.

– Понимаю вас, Великий Змей, и хорошо поняла я Уа-та-Уа. Иной раз мне кажется, что я совсем не так слабоумна, как все говорят. Теперь поднимите глаза в потолок, и я расскажу вам все. Вы меня пугаете, Великий Змей: страшно горят ваши глаза, когда я говорю о Уа-та-Уа.

Индеец подавил внутреннее волнение и старался по возможности принять спокойный вид.

– Уа-та-Уа тихонько поручила мне сказать вам, что вы ни в чем не должны верить ирокезам. Они очень хитры и гораздо коварнее всех других индейцев. Потом она сказала мне, что есть на небе большая яркая звезда, которая появляется над этой горой спустя час после солнечного заката. И вот, лишь только появится эта звезда, она придет на тот самый мыс, где я высадилась в прошлую ночь. Сюда вам и надо причалить вашу лодку.

– Хорошо! Чингачгук уразумел наставление своей Уа-та-Уа. Но пусть сестра моя, Скромная Лилия, пропоет еще разок эту же песню. Чингачгук поймет яснее.