Сын Петра. Том 6. Треск штанов

— Не обращай внимание, — поспешно отмахнулся Алексей. Делиться с ним мыслями о дирижаблях он не хотел. Еще не хватало, чтобы брат ими заболел. Да и мыслей тех с гулькин нос… так — сама идея. Больше о них ничего не знал. И тут требовалось все обмозговать…

* * *

— Кум! — радостно воскликнул Фрол, увидев родича во дворе своего дома.

Тот выглядел не так радостно. Да и вообще — весьма мрачно. Видно было — тяжелые дни пережил. Вон осунулся как. Да и спутники его тоже.

Пешком шли. А им дня три пути.

Вошли в дом. Сели за стол.

Супруга достала из печи чугунок с пареной картошкой. Кваса из сеней принесла. Хлеба отрезала. Солонку из небольшого шкафчика возле печи.

А кум смотрел… во все глаза смотрел на это. Он ведь лет пять как тут не был. И ничего этого даже не планировалось.

Дом, правда, был не кирпичный, как болтали злые языки, а фахверковый. С поправками на российские реалии.

Тяжелый, массивный фундамент из кирпича поднимался на добрые два фута[2] из земли, формируя характерную завалинку. Поверх он прокладывался грубой тканью и проливался битумом, формируя таким образом затвор гидроизоляции. Чтобы вода по фундаменту не поднималась. Дальше ставился несущий каркас из бревен и набивалась обрешетка. Ну и дальше глина, густо замешанная с соломой, укладывалась на этот «скелет» с тем, чтобы получить стену толщиной в четыре фута[3]. Чтобы такая стена не промокала снаружи ее притирали жидкой глиной, формирующей своего рода скорлупы гидроизоляции. Крыша двускатная, крутая с холодным чердаком была покрыта черепицей. Из-за чего, видимо, в сочетании с выступающими кирпичами фундамента, и пошли слухи.

Да, в селе имелись каменные здания.

Две штуки.

Церковь, которую уже устроили перестроить в типовую базилику. И небольшой домик правления, где староста дела вел. Остальные дома фахверк.

Все.

Вообще все.

Село в принципе было перестроено по единому плану и стандарту. Имея и центральную улицу как по линейке, и переулки и даже площадь свою перед церковью. Вот по прошлому году и закончили…

Внутри у кума было довольно чисто.

Пол — тес, приподнятый над землей. Отчего тепло и сухо. Печь вон стояла, кирпичная, построенная навроде традиционной русской, устоявшейся лишь в XIX веке. Но под проект перестройки колхозных поселений ее придумали. Мебель кое-какая имелась. Не только стол да лавки, но и целый шкафчик — явный признак зажиточности по этим годам. Да и сундуков парочку стояло вдоль стен. Впритык. Чтобы спать на них можно было. Впрочем, на тесовом полу и без сундуков тепло было — кивнул соломы или даже овчину, да спи. Ежели печь протопить добро.

Чугунок опять же.

Кум ради такого дела даже постучал по нему пальцем, проверяя — металл али ему кажется.

Ел он молча, как в крестьянской среде тех лет и было по обычаю. Спокойно, рассудительно, но без трепа. И не спрашивал, что. Какую еду поставили, такую и вкушал. Не прилично носом водить от угощений. Тем более на голодный желудок. Тем более, что картошка оказалась вполне вкусной и сытной едой, хоть ему и не привычной совершенно. Он ее поначалу с репой спутал, даже дивился — какой странный вкус…

Потрапезничали.

Сели разговаривать.

Сначала зашли издалека. Обговорили родичей и прочие схожие вопросы. А потом и к делу перешли.

Голод.

Кума в гости привел голод.

Неурожай был у них в селе по прошлому году. Под конец лета град побил посевы. Как итог — зиму едва-едва на лебеде с корой продержались. Наступившая же весна отчетливо пахла смертью. Многие в их селе уже едва на ногах стояли.

— Я помогу. — твердо сказал кум. — Тебе. Запасами бог не обделил. А остальные как?

— Не ведаю… — развел руками его визави.

— А как же запасы? Со складов государевых вас разве не кормят по голоду?

— Так… — потупил взгляд крестьянин.

— Не писались?

— Да у нас вся округа не писалась. Мужичок у нас один скрывался. Беглый. Сказывал, что та перепись — сатанинское дело. Будто бы в книги бесовские нас вписывают как душу продавших.

— И вы поверили?

— Он убедительно говорил. Вот по бумагам и нет нас вроде как. И старосты тоже нет.

— Как же так? Всех же заставили себе старосту выбрать.

— Так тот мужичок нам и подсказал выбирать того, кто недавно преставился или вот-вот отойдет. Мы так и делали. Писарю денежку сунули, он и написал бумагу, что так мол и так — выбрали. Пока суть да дело, пока выяснили, что староста наш того, отошел, прошло время. И немало. А мы потом еще раз такого выбрали. И еще раз. С третьим покамест не прознали.

— Подушную подать, стало быть, не платите?

— Ничего не платим.

— Да… Накаркали получается… — покачал головой кум.

— Как есть накаркали. — развел родственник руками. — Три года ведь хорошие были. А тут такое дело.

— Так для такого дела это все и удумали. Церковь у вас тоже не ставят новую?

— Откуда? Старосты то нет, он бумаг и не подает никаких.

— Ясно… Пойдем к старосте. К нашему. Он слава Богу живой.

— А он поможет?

— Вы хоть и разбойники, ежели так посудить. Но наши. И он наш. Чай не обидит. Савелий это, бык. Да ты его знаешь. Что же до помощи. То вам только ряд остается подписывать.

— Что за ряд?