— Его высочество любезно прочитал мне письмо, особо подчеркнув строки, касающиеся меня.
— Тогда запомните, — сказал полковник, стукнув кулаком по столу, — что полковник Шульц никогда не нарушает своего слова. И разрази меня гром, если я не выполню приказаний герцога, даже если мне придется вышибить вам мозги собственной рукой или задушить, обмотав ваш нос вокруг шеи!
— Есть простой способ убедиться, что я честно исполняю долг перед моим принцем и моей родиной, — столь же безмятежно отозвался Жоэль. — Держите меня подле себя, чтобы вы могли каждую мою мысль читать у меня на лице.
Полковник, фигурально выражаясь, поймал мяч на лету.
— Именно это я и решил сделать! С этого момента я с вас глаз не спущу, и вы будете следовать за мной, как тень.
— Я рад даже временно стать тенью такого знаменитого воина, как полковник Шульц, — серьезно ответил мнимый посланец принца Карла, — чьи доблесть, благоразумие и талант полководца хорошо знакомы солдатам всех армий Европы.
Эта грубая лесть произвела в полковнике быстрое изменение. Выражение его лица стало донельзя любезным.
— Вы мне нравитесь, — заметил он с ворчливым добродушием. — Мы ведь оба старые вояки и, насколько я могу судить, примерно одного возраста. Какой чин у вас был в армии?
— Я давно ушел в отставку — выращивать сосны на своем клочке земли, но когда мы дрались при Рокруа за правое дело, я был сержантом Водемонского полка. Только, — добавил он с грубоватой усмешкой, — правое дело в тот день потерпело поражение. Боже мой, как же этот зеленый юнец герцог Энгиенский разделал под орех наших союзников испанцев!
Полковник Шульц захохотал вместе с ним.
— Как вы сказали, ваше имя?
— Николаус Хуммер, к вашим услугам.
— Ну,
— Разумеется, нет! — откликнулся Жоэль, ибо подобные предложения всегда приходились ему по душе. Он улыбнулся, обнажив два ряда крепких зубов, которые, несмотря на предполагаемый возраст их обладателя, могли расправиться за одной трапезой с целым кабаном.
Комендант был в восторге от гостя, ставшего его тенью не только, как предполагалось, во время обходов крепостного вала и инспекций казарм и укреплений, не говоря уже о минах — в том числе той знаменитой, которой предстояло взорвать французов, если они решатся на штурм, — но и на обильных пирушках.
Пировал и весь Фрейбург. Люди предвкушали снятие осады, хотя не распространялось никаких слухов о плане, привезенном мнимым курьером. Горожане готовились принять принца после того, как французов прогонят.
Апартаменты коменданта, переделанные из старых караульных помещений, помещались на первом этаже. Несмотря на низкий сводчатый потолок, поддерживаемый короткими колоннами, и темные стены, увешанные доспехами и трофеями, комната становилась веселой, когда оба сотрапезника, Жоэль и полковник, приступали ко второй дюжине бутылок.
Однажды, когда часы на башне собора пробили девять, в комнату вошел офицер, чтобы узнать пароль и ответ на него. Подняв багровую физиономию, герр Шульц сделал ему знак наклониться, чтобы прошептать ему пароль. Но полковник не сумел должным образом понизить голос и почти проревел в ухо подчиненному:
— Vater — Land,[69]
— поняли?— Понял, господин комендант, — ответил офицер, удаляясь.
Появился другой офицер, принесший начальнику связку ключей, — так поступали каждый вечер, после того как отзвучал горн. Это были ключи не от городских ворот, запертых на все запоры и засовы и защищенных опущенной решеткой, и не от подъемного моста, поднятого с начала осады, а от крепости, связанной с городом, и от зарешеченной двери, за которой находилась лестница, ведущая на крышу замка. Получив ключи и сунув их в карман, Шульц осведомился, есть ли какие-нибудь новости.
— Нет, полковник. Ночь черна, точно дуло нечищенного орудия, к тому же идет дождь.
— Тем лучше для часовых, — заметил полковник с громким смехом. — Эти горе-вояки Креки не осмелятся действовать в такую погоду из страха попортить кружева или перья на шляпах. Идите и ложитесь спать, — сказал он двум солдатам, которые принесли еду после того, как офицеры удалились. — Мы не хотим, чтобы вы стаскивали чепчики с этих дам, — Шульц указал на запечатанные бутылки. — Кроме того, когда я пью, то не люблю, чтобы за мной наблюдали и считали, сколько бокалов я опрокинул.
Солдаты повиновались.
— Теперь, когда мы одни, дорогой майор Хуммер, должен признаться, что насколько я ненавижу французов, настолько же люблю их вина. — Взяв бутылку, он вытащил пробку и начал наполнять два бокала.
— Давайте выпьем! — поддержал Жоэль, с ловкостью фокусника отбив горлышки еще у двух бутылок.