Сын Портоса

Окно было открыто. Нет нужды говорить, с каким удовольствием наш герой, выросший в деревне и больше месяца пребывавший в удушливой тюремной атмосфере, вдыхал прохладу летней ночи, полную аромата цветов и мерцания звезд! С какой невыразимой радостью видел он вместо пространства, ограниченного четырьмя стенами, леса и деревни по обеим сторонам дороги, пылящейся под копытами лошадей и колесами стремительно несущегося экипажа!

Путешествие продолжалось, и заключенный спрашивал себя с растущим удивлением, не снится ли ему все происходящее. Не проезжал ли он уже по этой дороге, через леса и деревни, вдоль извилистой реки? Внезапно вышедшая из-за облаков луна ярким светом засияла над Сеной.

Экипаж переехал мост. С левой стороны рос огромный вяз, обильная листва которого отражалась в холодной серебристой воде. Справа возвышалось большое здание с каменными колоннами. Крыша нависала над верандой второго этажа, с которой свешивалась деревянная доска, где было изображено высокое дерево.

— Клянусь душой! — воскликнул наш герой. — Это мост Пека, а это — новый дворец Сен-Жермен! — И он погрузился в раздумье:

«Понимаю — они привезли меня на место преступления, чтобы я здесь же и искупил его. Я буду казнен там, где убил мушкетера».

Слегка вздрогнув, Жоэль откинулся назад. Ему казалось, что он видит призрак убитого капрала, бродящий в лунном свете в запятнанном кровью саване.

Лошади тяжело дышали, взбираясь на холм, через который шла дорога от реки в город.

— Шевалье, — заговорил человек в черном, — здесь инструкции требуют от меня закрыть окна.

Он не только сделал это, но и задвинул занавески, надежно предотвратив возможность зрительных связей Жоэля с внешним миром. В голосе этого субъекта, чьи глаза сверкали на смуглом лице, ощущался испанский акцент.

«Где я слышал этот голос раньше? — думал Жоэль. — Где я уже видел эту пару карбункулов, блистающих в ночи? Короче говоря, где я встречал этого висельника?»

Пока он пытался собраться с мыслями, карета остановилась. «Висельник» приоткрыл дверь и предложил бретонцу сойти. Повиновавшись, он увидел одинокое здание в глубине большого двора, окруженного стеной с остриями сверху и решетчатыми воротами.

— Очевидно, городская тюрьма, — пробормотал Жоэль.

— Шевалье не возражает дать мне руку? — осведомился смуглый человек.

«Черт бы побрал этого парня с его постоянным «шевалье»! — подумал наш друг. — Но я не стану с ним ссориться — у меня осталось не так много времени в этом мире, чтобы попусту его тратить».

Жоэль был настолько покорен и готов ко всему, что может с ним произойти, кроме жизни в тюрьме, что без колебаний подчинился бы, даже окажись перед ним плаха, топор и палач, и ему был бы сделан знак опуститься на колени. Поэтому он охотно протянул руку и последовал за своим провожатым, не задавая вопросов. Они поднялись по лестнице в вестибюль и, пройдя по галерее, вновь направились вверх по широкой и высокой лестнице, которую современные архитекторы сочли бы занимающей слишком много пространства. На одной из ступеней стоял, опершись на железные перила, толстый старик с факелом в руке. Его седые волосы были коротко острижены и выбриты на макушке, как у священника; солидное брюшко скрывал красивый костюм из черного сукна, напоминающий строгостью покроя, цвета и отделки одеяние стряпчего или церковного надзирателя.

«Старший тюремщик, — подумал Жоэль. — Очевидно, персонал здесь неплохо кормят. Если заключенные получают такую же пищу, то, честное слово, они рискуют выйти отсюда в инвалидном кресле на колесиках!»

— Сеньор Эстебан, — важно произнес толстяк. — Ваши обязанности здесь заканчиваются.

Провожатый отпустил руку бретонца.

— Соблаговолит ли шевалье позволить мне показывать ему дорогу? — осведомился старик.

«Этот бочонок чертовски вежлив, — подумал сын Портоса. — Но почему он тоже награждает меня титулом шевалье?»

Они поднялись на следующий этаж.

— Шевалье прибыл, — доложил толстяк высоким и елейным голосом.

«Эта туша чересчур любезна, — продолжал думать Жоэль. — С таким вниманием относятся только к приговоренным к смерти, и я уверен, что принадлежу к их числу».

Старик открыл дверь и предложил шевалье войти.

«Да, он, безусловно, слишком вежлив, — размышлял бретонец. — Горе мне! Конечно, сейчас я снова окажусь в темнице».

Старик махнул рукой, пропуская Жоэля, который безмолвно повиновался. Шагнув через порог, он воскликнул:

— Черт побери! Где я?

Глава XX КАНУН КАЗНИ

Ничто не могло меньше походить на камеру в Бастилии, чем комната, в которой очутился Жоэль. Все здесь было другим — ни зарешеченных отверстий для воздуха, ни холодных голых стен, ни скудной шаткой мебели и жестких коек. Все сверкало роскошью и новизной — повсюду были изображены Купидоны, пастухи и пастушки, ибо тогдашняя мода предвещала стиль Ватто.[50] Помещение напоминало будуар герцогини, и Жоэль подумал, что, видимо, тюрьма переполнена и его решили поместить на одну ночь в апартаменты жены коменданта. Даже в доме детей короля юноша не видел большей элегантности, и потому он повторил вопрос с возросшим удивлением.